Молчун не отрываясь смотрел, как высокий сапог под безупречно белой штаниной чуть видно шевелится, словно в нём, как в яйце, готовился вылупиться некто, кто знает о Молчуне всё, всё до последней тайны.
«Молчание — золото», — сказал майор задумчиво, снял с табурета ногу и вышел во двор. Молчун слышал, как он мочится в траву. Над деревней вновь взошла луна. Молчун стоял, не двигаясь, на веранде, пока журчание не стихло. Майор застегнул молнию и тихо завыл, немного запрокинув голову.
6.Назавтра Молчун, глотнув молока и ухватив холодную картофелину, уже собирался бежать в школу — но майор Лебедь вдруг вырос в дверях и, улыбаясь тонкими губами, загородил ему проход. По лицу майора совсем нельзя было сказать, что он всю ночь работал и лёг только на рассвете, — нет, лицо это, похожее на красивую креманку, было чисто выбритым и вообще свежим, как у ребёнка. Кристально-голубые глаза заглянули на самое дно Молчуновой души:
«Стой. Не спеши. Пойдём сейчас с тобой на работу. Нужна твоя помощь».
Молчун отшатнулся, сжал в руках книги.
«Не могу я, учитель побьёт, — проворчал он мрачно. — Контрольная сегодня».
«С учителем мы разберемся, — улыбнулся майор Лебедь. — Дай-ка сюда свой телефон».
Молчун мрачно протянул офицеру мобилку, майор без труда отыскал номер — и вот уже в трубке был слышен льстивый голос учителя:
«Конечно, конечно, никаких вопросов! Он способный мальчик, а для нашей школы это огромная честь!»
Через минуту они уже шли по деревенской улице: Молчун — сгорбившись, свесив руки, глядя под ноги, на промёрзшую грязь… и ослепительно-белый майор, высоко подняв словно из мрамора высеченный подбородок и с интересом оглядывая окрестности.
«Что-то ты стоптался за ночь», — пошутил майор.
Молчун только хмыкнул. Кто его знает, что у майора на уме. Но шуточки шуточками, а настроение у Лебедя было и правда неплохое.
«Замечательный сегодня у нас с тобой день, Молчун, — говорил майор своим приятным, мужественным, немного грудным голосом. — Все работают, а мы с тобой по гостям. Обойдём тех, кто нам интересен, поговорим, послушаем… В глаза посмотрим. Такая у нас с тобой работа. Сначала с самыми умными надо встретиться — а дальше они подскажут, что делать. Не языком подскажут, так глазами. Мимикой, жестами, намёками. Не захотят — а всё равно подскажут. Люди молчать не умеют, тело всегда говорит, даже во сне. Запомни это. Твоя задача — рядом со мной стоять, моя — слушать и замечать, а их — говорить…»
Как ни удивительно, первым в их списке был полицай. Молчун думал, что майор с ним ночью всё обсудил, что полиция и майор вместе работают — но нет: как они с майором на двор к полицаю пришли, тот сразу в струнку вытянулся, а лицо сделал такое, что Молчун аж пожалел дядьку. Никогда ни перед кем ещё их полицай так не вытягивался.
«Значит, в деревне он, тупая ты башка, — хлёсткими, быстрыми, тяжёлыми словами отозвался майор, когда полицай доложил обстановку и рассказал про все свои старания, поиски и ночные караулы. — Кто у тебя под подозрением? Список ненадёжных, быстро!»
«Да как вам сказать, ваше высокоблагородие… — замялся полицай. — Все надёжные… Я же каждого здесь знаю как облупленного… ну разве что…»
«Что “разве что”? Говорить разучился? Отвечай быстро, ясно, русским языком!»
«Ну вот учитель наш местный… что-то не нравится он мне… Есть в нём что-то такое, слишком… Ночью пишет что-то в хате у себя. Допоздна сидит. Нет, доказательств нету, беседу я с ним провёл, на допросы вызывал. Говорит, тетрадки проверяет, домашние задания. Всё показал, все бумажки свои… не к чему придраться. Но какой-то скользкий он, мутный».
Полицай бормотал, а майор Лебедь на Молчуна поглядывал. Молчун отвернулся, начал в носу ковыряться. А колено дрожит, да так, что никак не унять. Будто не Молчуну оно принадлежит, а чужое совсем, с другого тела взятое и к Молчуну приклеенное. Такого с ним ещё не бывало.
«Каждую хату проверил?»
«Каждую! Без исключения! Каждое строение, в том числе все нежилые. И заброшенные тоже. В том числе конфискованные. Дом предателя Романовского, дом Юзика, дом Петрищенки. Школу обыскал дважды. Ферму вверх дном. К сожалению, безрезультатно».
Майор, прощаясь, развернулся — и Молчун, не оборачиваясь на застывшего полицая, потопал за этим величественным, ослепительно белым пришельцем из другого мира.
«Веди к солтысу», — сказал майор решительно, а сам всё будто что-то в голове записывал.
Солтыс накрыл для майора стол, а как увидела солтысиха, что с дорогим гостем Молчун пришёл, то и ему пирога положила, да ногу чью-то жирную, запечённую, с корочкой, дети в Белых Росах за такую корочку подраться могли, так её любили. Майор помочил тонкие губы самогоном, закурил свою золотую цигарку и велел говорить «по делу».
«Как вам сказать, ваше высокоблагородие… — Глаза толстого солтыса были такие чистые, такие искренние, словно он с неба спустился на минутку, проверить, как тут без него односельчане грешные маются. — В тот день многие в лесу были. Кто на панду ходил, на охоту, кто по грибки поздние, кто мусор на яму возил. Каждый под подозрением может оказаться. Такая она, судьба. Чужая душа — потёмки, как у нас, у русских людей говорится. Я, конечно, за порядком смотрю, всех знаю, но, сами понимаете, в черепную коробку человеку не влезешь…»
Майор Лебедь, казалось, не слушал. Да и не смотрел он на заплывшую морду солтыса — а всё Молчуна глазами ощупывал и улыбался и жмурился, и вился над столом красивый дымок, и падал на пол мягкий лёгкий пепел…
«Я вам вот что скажу…» — нахмурился вдруг солтыс. Обернулся, на солтысиху кулаком замахнулся: «Выйди, Татьяна, у нас тут мужские дела! Поговорить с высокоблагородием надо!»
Солтысиха пулей выскочила из кухни. Солтыс наклонился к столу, протянул руки к офицеру:
«Знаете… Они здесь все вроде и приличные, законопослушные люди, нормальные граждане. Если посмотреть днём… А только стемнеет… Я вам вот что скажу, это моё мнение. Хитрые они тут все. Никому тут так, чтоб на сто процентов, верить нельзя. Только мне с супругой моей и дочерьми… Да вот ещё мальчонка этот и отец его, однорукий, вот за них как компетентный гражданин тоже ручаюсь. Хорошие люди. Вы, ваше высокоблагородие, правильно их вычислили, они свои, до мозга костей, как говорится. Мальчонка этот, Молчун, он, конечно, молчит всё, но это у него от ума и от верности идеалам. А остальные… Давно мечтаю, чтоб профессионал, вот как вы, оценил их опытным глазом…»
Майор Лебедь глазами в Молчуна впился, не отпускает. Как кровь сосёт. У Молчуна аж снова комок в горле застрял.
Дальше пошли к заму по идеологии — но та как начала трындеть, всё как по маслу: как в селе идеологическая работа поставлена на широкую ногу, как воспитывается молодёжь в патриотическом
