Сильдройры выходили на сушу, чтобы познакомиться с человеческим языком, с вольными нравами, царящими в мире смертных, но еще и для того, чтобы дать волю себе. Путешествие наверх было способом избавиться от томления, взять под контроль свои желания. Русалок издавна влекло к людям, к их крепким телам и кратковременному существованию. Человеческое упорство, стремление к цели, любопытство и дрожь нетерпения всегда притягивали сильдройр, так отчего же в душе Уллы была пустота? Почему она не покачивалась в танце, наслаждаясь крепкими мужскими объятьями, как Сигне? Почему не хотела быть, как Роффе, который срывал поцелуи со всех подставленных губ? Возможно ли, что и в земном мире она обречена в одиночестве стоять на отшибе, как это было под водой?
Только тогда Улла заметила, что к ней приближается юноша в черном. Когда он шел, тени словно бы стягивались к нему и скользили следом, будто шлейф. Улла взглянула на знакомые очертания лица, разлет темных бровей, и ее сердце сжалось от страха. Она коснулась языком нёба, уже представляя песнь, в которой сплетет защитные чары. Понимала: эта музыка ее погубит – магия сильдройр не предназначалась для человеческих глаз. И все же Уллу эта мысль приободрила.
– Я тебя помню, – сказал незнакомец, подойдя к ней. Глаза у него были цвета серого агата.
«Этого не может быть», – хотела сказать она, но вслух спросила:
– Кто ты?
– Ученик прорицателя.
– Он и вправду умеет предсказывать будущее? – Любопытство взяло в ней верх.
– Он умеет сообщать королю то, что тот хочет слышать, а это важнее, чем предвидеть будущее.
Улла знала, что не следует подпускать этого странного человека слишком близко, что нужно попрощаться и уйти, однако выпитое вино заставило позабыть об осторожности.
– Откуда ты меня помнишь? И почему твой взгляд преследует меня, точно чайка – будущую добычу?
Он слегка подался вперед, и Улла невольно отпрянула.
– Приходи завтра в Башню прорицателей, – гладким, как стекло, голосом проговорил юноша. – Приходи, и я поведаю тебе все, о чем ты хочешь знать.
– В библиотеку? – Улла не умела читать. Этому были обучены только члены королевской семьи, которым полагалось разбираться в дипломатии, договорах и соглашениях.
– Читать не придется. Этого я от тебя и не ожидал, – заверил незнакомец, беззвучно обойдя вокруг нее. – Ты ведь не ждешь, что я смогу дышать под водой?
* * *Ночью Улла спала плохо. После заката холод пробрал ее до костей, и под простынями она вся тряслась в ознобе. Улла никак не могла согреться, так же как не могла избавиться от преследующих ее запахов пота, свечного жира и жареного мяса. Лежать на кровати было непривычно; казалось, что тяжелое тело вот-вот куда-то провалится. Вдобавок неприятно распирало низ живота, и Улла долго мучилась, пока не вспомнила о ночном горшке и о том, для чего он нужен. Когда же она наконец заснула, ей снились холодные глаза отца и скорбные руки матери, которые тянули ее за волосы – словно стараясь изменить их цвет.
Улла проснулась рано, наполнила умывальный таз водой почти до краев и погрузила лицо в холодную воду. Залила в уши тишину, попыталась опомниться. Ее скудные пожитки уже отнесли в гардеробную, и она торопливо проверила содержимое запертого сундука – убедиться, что священный нож-секирн надежно спрятан в складках русалочьей чешуи.
Ей было не по себе. Кожа обтягивала скелет слишком жестко и воняла кислым. В животе урчало. Улла провела рукой по вышитому покрывалу, сбросила туфли и ощутила босыми подошвами прохладу пола, затем зарылась пальцами ног в мягкие шкуры, разложенные перед огромным камином. Летний воздух был теплым, но во дворце из-за каменных стен и высоких потолков царил вечный холод, поэтому в камине догорали вчерашние угли. С вечера Улла слишком устала, чтобы обратить на это внимание, но сейчас опустилась на колени перед очагом, ощутила ладонями тепло и едва удержалась, чтобы не взять в руки красные тлеющие угольки. Она изучала магию и магические артефакты, так что стихия огня была ей отчасти знакома. На уроках им рассказывали о нем, пропевали его. Но увидеть огонь своими глазами, такой живой, такой близкий, – это было все равно что получить в распоряжение свое собственное маленькое солнышко.
В комнате Уллы были высокие стрельчатые окна, выходившие на королевские сады и дальний лес; в кувшине серого стекла на столе стояли цветы… Улла решила, что это, наверное, розы: тяжелые головки, странный сладкий запах, бледно-розовые лепестки оттенка забрезжившей зари, чуть более темные в середине. Она коснулась того места на шее, где прежде – до того, как прозвучала песнь превращения, – находились жабры, и сделала глубокий вдох. Аромат цветов наполнил ноздри и легкие, закружилась голова. Улла сорвала лепесток, задумчиво положила на язык, прожевала. К ее разочарованию, на вкус он оказался горьким.
Она благодарно вздохнула, когда горничная поставила перед ней на подносе чай и соленую рыбу. Вслед за этим слуги принесли ведра с горячей водой. Она слышала о процедуре мытья, но еще никогда не пачкалась, и теперь была удивлена количеству грязи, со скрипом сходившей с ее тела, мягкости душистых масел, которые ей втирали в кожу. Более всего, однако, Уллу поразили забавные пальчики ног, завернутые за край лохани, тонкие щиколотки, гладкие, округлые наросты когтей – ногти. Вода казалась слишком скользкой, неживой и лишенной соли, прямо как в реках, которые она с интересом исследовала в компании Сигне и Роффе пасмурными вечерами.
После того, как чистую Уллу вытерли полотенцами и присыпали пудрой, горничная помогла ей облачиться в платье и туго затянула корсет, а затем, бросив через плечо нервный взгляд, исчезла за дверью. Только тогда, в одиноком безмолвии, Улла наконец увидела себя в зеркале над туалетным столиком, только тогда поняла, почему на нее так косились и сильдройры, и люди. Вне морских вод землистый серо-зеленый цвет ее кожи превратился в теплую, золотую бронзу, будто бы подсвеченную изнутри солнечными лучами. Волосы остались черными, как и раньше, однако теперь, в ярком свете человеческого мира, они блестели, точно полированное стекло. Глаза по-прежнему были темными и странными, но уже по-иному: темными, как полуночная тропинка, что ведет в удивительное место; странными, как звучание незнакомого языка.
Улла вышла из комнаты. Дворец был погружен в тишину; слуги бесшумно выполняли свои обязанности, стараясь не потревожить покой гуляк, которые добрались до постелей всего несколько часов назад. Повсюду висели зеркала, словно люди боялись забыть, как выглядят. В отражениях Улла видела новую себя – высокую и гибкую, плавно скользящую в серебристом кружеве, точно в морской пене. Жемчужины на лифе платья матово поблескивали, как звезды в тумане.
Ученик прорицателя ждал ее у подножия лестницы, ведущей в башню. Не перемолвившись и словом, они начали подниматься по ступеням, и чем выше взбирались, тем крепче держалась за перила Улла. Было душно, в лучах раннего утреннего солнца, мерцая, медленно парили пылинки.
У книг есть свой, особый запах, осознала Улла, минуя этажи, занятые библиотеками и лабораториями. Бесконечные полки, тянувшиеся вдоль круглых стен, сверху донизу были заполнены плотными рядами томов в ярких переплетах. Для Уллы книги ничего не значили. У сильдройр не было бумаги и перьев; никакой пергамент не сохранился бы под водой, да морской народ в этом и не нуждался. Его история и знания были заключены в магических песнях.
Спутник Уллы перечислял науки, на каждом этаже называя новый предмет: история, предсказания, география, математика, алхимия… Улла надеялась, что
