Сиг проворчал что-то невнятное.
– Я возьму тебя в долю, – продолжал Уокер. – По-честному. Например, пять процентов.
Сиг молча усмехнулся.
– Честное слово, ты даже не представляешь. Эта штука только начинает раскручиваться, и впереди нас ждет солидный куш. У всех глаза вылезут из орбит. Это самая настоящая зараза. Все содержание СОВЕРШЕННО бесплатное. Деньги мы зарабатываем на рекламе, на видеодисках, на комиссионных по переводу «белого шума», на размещении продукции. И вот, когда полетело дерьмо, смотри, что получилось. У кого самое выгодное положение для того, чтобы зарабатывать на революции, как не у вашего покорного слуги, твою мать?
– Вот только станции у тебя нет, – заметил Сиг.
– Совершенно верно, – согласился Уокер. – Я знал, что могу рассчитывать на тебя.
– Послушай… – проворчал Сиг.
Послышались шаги возвращающегося охранника.
– Завтра, – поспешно промолвил Уокер. – Я верю в Донни Кимоу. Повтори эти слова самому себе, когда будешь сегодня засыпать. А когда ты выйдешь на свободу, ты будешь знать, что делать.
Сиг в этом сомневался.
105Таня очнулась в помещении, полном солнечного света. В старой комнате. Такой, какие были в доме бабушки, но только пахло здесь скорее как в больнице. На стене висел натюрморт с цветами.
Таня лежала в кровати, укрытая толстым одеялом. Ноги ее были чем-то обернуты, чем-то влажным, и болели. В вене торчала игла капельницы.
В окно виднелась высокая передающая антенна. Сплошь металлическая, выкрашенная секциями в красный и белый цвета, наверху сгрудились большие коробки и тарелки. На антенне сидели не меньше сорока стервятников, наблюдающих за городом, уже насытившихся накануне, но готовых снова отправиться на пиршество.
Утро было чистым. У Тани горели ноги, но рассудок прояснился.
– Эй? – окликнула она.
– Здравствуй, моя хорошая, – произнес рядом с ней голос, знакомый голос.
Почувствовав, как ей на руку легла ладонь, Таня обернулась и увидела, что все происходит наяву.
Рядом с ней сидела мама. Усевшись в кровати, Таня протянула к ней руку.
– Полежи, полежи, – сказала мама, кладя ей руку на плечо. – Тебе нужно отдохнуть.
– Как ты сюда попала? – спросила Таня.
– С твоей помощью, – ответила мама. – Твои друзья из Айовы – они вытащили меня из дома Бошвитца, меня и еще двух задержанных, и привезли нас сюда, два дня в пути на машине.
– Мои друзья? Но я думала…
– Они сказали, что пытались связаться с тобой, после того как проверили твой рассказ, но не знали как. Сказали, что всем нам надо отправиться в Новый Орлеан и готовиться к главному дню.
Таня не сдержалась, и чувства выплеснулись из нее. Схватив маму за руку, она прижала ее к груди, смеясь сквозь слезы, капающие на ярко-красный лак на ногтях у мамы. Мама нагнулась, осторожно, чтобы не задеть трубки капельниц, и впервые крепко прижала к себе дочь.
Через несколько минут в палату заглянула еще одна женщина, чтобы проведать Таню. Одета она была скорее как мотоциклист, чем врач, но сказала, что она медсестра. Женщина улыбнулась, увидев трогательную сцену свидания.
– Как она себя чувствует? – спросила она.
– Просто отлично, – ответила мама. – Но в будущем, вероятно, ей придется носить только длинные брюки.
Мама откинула одеяло, и Таня увидела шрамы, пока медсестра меняла повязки. Она подумала было о том, чтобы пошутить насчет липосакции[46], но передумала.
– У нас здесь что-то вроде полевого госпиталя, – объяснила медсестра. – Только самое необходимое. Пластическую операцию вам придется делать в другом месте. Боль не беспокоит?
– Где я? – спросила Таня.
– В Байуотере, – ответила медсестра. – В демилитаризованной зоне. Здесь нас не трогают.
– Точно, – сказала Таня. – В рамках соглашения о прекращении огня.
– Так на бумаге, – сказала медсестра. – Но, судя по тому, что произошло с вами, соглашение больше не соблюдается.
Мама кивнула, не скрывая своей тревоги.
– Это я во всем виновата, – сказала Таня, вспоминая во всех подробностях, откуда у нее шрамы. – Вероятно, за мной следили, а я привела прямиком к тем, кто им был нужен.
– Все в порядке, – сказала мама, – так, как лгут любящие родители.
– Что случилось с остальными? – спросила Таня.
– Пока что мы не знаем, дорогая, – ответила мама. – До сих пор ждем известий.
* * *Клод появилась минут через сорок пять.
– У вас все в порядке, – сказала она. – И вы поступили совершенно правильно.
– Я рада, что вы так думаете, – сказала Таня. – Потому что обратной дороги нет.
– Это мне прекрасно известно, – согласилась Клод. – В жизни можно двигаться только вперед. К обновленной реальности.
Посмотрев на цветы на стене, Таня вспомнила развалины за окном.
– Это кажется невозможным, – сказала Таня.
– Это неизбежно, – возразила мама.
– И тут вопрос не только в том когда, – подхватила Клод. – Так обстоит дело с любыми переменами. Можно ждать, когда естественным путем случится эволюция. А можно ей помочь. И вы определенно дали ей хорошего пинка под зад. Мы не могли себе представить, какой клад вам удалось раздобыть. Это именно то, что было нужно, чтобы кардинально изменить ситуацию.
– Вот как?
– О да. Андрей уже работает с вашими материалами. Три редактора, которым он доверяет. В Париже, Берлине и Дели. Мы будем выдавать сведения отдельными порциями, доступными для переваривания. И сделаем побольше копий.
– Отлично.
– Не могу обещать, что люди обратят на это внимание.
– Неважно, – сказала Таня. – Они просто должны это знать.
– И они все узна́ют. Очень важно определить взаимоотношения президента и народа. Этот «талмуд» показывает истинные масштабы коррупции. Ну а когда подадут главное блюдо – «Список смерти», – это уже будет заслуживать уголовного преследования.
– Даже не знаю, – сказала Таня. – Судьи, которых нанял президент, быстренько обкорнали нашу Конституцию. Для уголовного преследования нужны прокуроры.
– Закон по-прежнему творят люди, – напомнила Клод. – Это последняя инстанция. Даже если речь идет о естественных законах.
– Не зря на юридическом факультете не изучают Декларацию независимости, – сказала мама. – Эти люди знают, что выглядит со стороны правильным, а что нет. Что является справедливым.
– Люди сошли с ума, – сказала Таня. – Маркетологи от политики манипулируют ими, превращая в обезумевшую, несоображающую толпу, кормящую президента и его олигархов.
– И это также правда, – согласилась Клод. – Но что, если мы заразим людей своим собственным вирусом? Подождем и всё увидим.
Таня выглянула в окно на передающую антенну.
– Это…
– Канал ноль.
– Ваш?
– Наш, – поправила Клод. – Это означает, что и ваш тоже. И теперь он действительно наш. Мы только что его экспроприировали.
– Хорошо, – сказала Таня. – Быть может, вам удастся запретить порнушку.
– Угу, – сказала мама.
– Что произошло с тем мальчишкой? – спросила Таня.
– С каким мальчишкой? – спросила Клод.
– С Сигом.
Клод переглянулась с мамой. Когда та печально кивнула, Таня поняла все и без слов.
106Сиг не спал, следя за дверью своей клетки и пытаясь вникнуть в сотню отдельных разговоров, наполнявших огромный атриум крытого стадиона, приглушенных быстрыми порывами воздуха из системы искусственной вентиляции. Здесь всегда было шумно и светло.
Камера Сига находилась на нижнем уровне, где разобрали целую секцию пластиковых кресел, заменив их временными клетками из перегородок и проволочной сетки. На верхних уровнях сооружались новые клетки.
