– Не спокойно, – устало возразил Ренд, – а с надеждой. Если бы тебе удалось уйти, магистры сейчас знали бы, с чем придется бороться. А теперь они придут сюда и влипнут в ту же ловушку.
Покрепче прижал меня к себе, положил подбородок на мое плечо и надолго смолк, что-то обдумывая.
Размышляла и я, и мои мысли мне очень не нравились. Особенно выводы, сделанные из оговорок Ренда. Раз он спрашивал про вестников, значит, отсюда их послать невозможно. И тогда неизвестно, прошли ли мои послания и придет ли помощь. Ведь у собратьев сейчас хватает забот.
– А дети? Не нашлись? – спросила на всякий случай, не надеясь на ответ.
– Нашлись, – очень неохотно произнес принц и сжал меня еще сильнее. – Не ходи туда. Они еще живы… раны я заморозил… если магистры придут скоро, то смогут вылечить.
– Но я тоже немного могу! – попыталась высвободиться из его захвата. – И зелья у меня есть…
– Я сделал все, что можно, – категорично отрезал он, помолчал и мрачно пояснил: – Не нужно тебе на них смотреть, Элни. Это зрелище не для женщин.
Мне хотелось сказать, что это как раз он в нашем отряде меньше всех привык к самым кровавым зрелищам, отстреливая монстров издалека. Хотя справедливости ради нужно признать, что и черную работу Ренд делал не отлынивая. Но с брезгливостью, сквозившей в каждом жесте.
Однако я смолчала, понимая, что в нашей ситуации подкалывать и задевать напарника – самое последнее дело. Все, кто, попав в ловушку, начинали ссориться и выяснять отношения, обычно выходили из нее с большими потерями.
Лишь горько вздохнула – совсем недавно он и не думал щадить мою женскую ранимость.
– Ты ведь уже поняла, – помолчав, обреченно вздохнул Ренд, – для чего паукам люди и животные? Видела по дороге козу?
– Да.
– Ее они нашпиговали ядом и оставили на корм себе. А детей… Тут была огромная самка, она откладывает в живые тела яйца…
– И они… – задохнулась я ужасом.
– Уже нет. Разрезал и все вычистил. Но раны получились слишком обширные, поэтому полил зельем и заморозил… я уже говорил. На всякий случай, если пропустил личинку.
Он говорил слишком спокойно и отстраненно, но я отлично понимала, чего стоила напарнику эта операция. В одиночку, в темном и холодном бесконечном подвале, кишащем голодными пауками, на грязном камне, под неверным светом магического шарика, кинжалом резать животы детишкам… На это нужна невероятная сила воли. И прорва магии, ведь без защиты на такое не решится ни один маг. А щиты – самая слабая способность Ренда. Вот теперь понятно, куда ушла вся его энергия.
И почему он потом так старался выпихнуть отсюда меня… Значит, не уверен, что где-то в дальних углах не осталось еще более огромных тварей.
А я сразу не поняла и обиделась насмерть, как изнеженная недалекая девица, способная лишь с умным видом рассуждать о моде, погоде да мужском коварстве.
Мне стало неимоверно совестно перед Рендом и очень досадно, что ему пришлось наблюдать мою глупую истерику. Ведь я опытный воин и должна была почувствовать неправильность его поведения. И вспомнить, что прежде Ренд никогда так не делал.
Однако сказать об этом вслух мне недостало смелости. Ее вообще хватило лишь на попытку примирения, в знак которого я осторожно погладила друга по плечу.
– Не нужно жалеть меня, Элни, – скрипнул зубами напарник. – Я умею это делать. Хотя и не люблю. Из меня никогда не получится целитель.
– Ты в последнее время стал разговорчивым, – сделала я неожиданное открытие.
Прежде Ренд не считал нужным открывать мне причины своих поступков. Только с Эстом делился намерениями и планами.
– Когда я понял, что ты меня совершенно не знаешь, – нехотя буркнул принц, – то дал себе слово подробно пояснять все, что тебя заинтересует. Хотя… – его лицо на миг искривила полная безнадежности ухмылка, – теперь это бессмысленно. Ты ведь никогда не простишь меня за сегодняшнее оскорбление… я бы и сам за подобное любого выкинул из друзей.
Это заявление меня ошеломило. Но сначала я даже не поняла, чем именно.
Вроде бы все верно, Ренд меня унизил, плюнул в душу, и я должна его за это возненавидеть. Ну, по крайней мере, сильно обидеться года на два… или хотя бы на пару декад. Не разговаривать с ним, не ходить вместе в поле… если мы отсюда выберемся, конечно.
Жаль, что мне не удалось уйти, сейчас сюда уже пришли бы магистры. Или снаружи взломали бы этот щит, или изнутри слили энергию на какой-нибудь артефакт. У них для этого есть особые способы.
Мне сразу отчетливо представился Стайн, внимательно слушающий рассказ о том, как напарник выгонял меня из западни, и в ушах словно наяву прозвучал его голос: «Молодец, Райвенд. Правильно рассудил. При резком всплеске эмоций у магов всегда усиливаются заклинания главной стихии, а иногда и побочные способности. Поэтому шанс уйти повысился почти в два раза».
Так вот в чем дело! Умом я давно осознала, что он пытался меня спасти, но сердце, обиженное грубостью, упорно не давало мне прислушаться к голосу разума. Цеплялось за совершенно не подходящие воинам правила деликатности и вежливости в обращении с леди.
И я хороша, позволила себе забыть, кто я и зачем тут нахожусь, поверить нарочитым грубостям и растравить себе душу до самых настоящих слез…
– Не хитри, Ренд, – выдохнув с облегчением, усмехнулась я. – Мне не за что на тебя обижаться. Наоборот, нужно сказать спасибо. Я чувствовала настоящую боль и на самом деле истово стремилась уйти, но щит оказался слишком крепок.
– Элни… – с неимоверным облегчением простонал он и стиснул меня крепко, словно собираясь удушить. – Я так надеялся, что когда-нибудь ты это осознаешь. И поверь, мне тоже было невыносимо больно смотреть на твое обиженное лицо.
Его внезапное признание снова меня огорошило и на несколько секунд отняло дар речи.
Но не откровенностью, абсолютно несвойственной лучнику, и даже не неожиданным созвучием наших чувств. Меня поразила глубина безнадежности, на миг пронзительно прозвучавшая в знакомом, казалось бы, до последней интонации голосе.
Сказать хоть что-то в ответ на это признание было очень трудно, почти невозможно, да Ренд, похоже, и не ждал ответа. Сидел, устало и доверчиво уткнувшись лицом в мой шлем, и это безропотное затишье бередило мне душу, будя неожиданные сомнения и вызывая ошеломительные прозрения.
Ведь если он и в самом деле влюблен в меня уже шесть лет, то многие, если не все его поступки и слова обретают новый смысл. Становятся понятны некоторые странности, и еще больше запутываются непонятные события.
– Ренд… – осторожно погладив его по плечу, начала я, решившись выяснить причину самого непонятного происшествия, – можно задать один вопрос?
– Хоть сто, – немедленно согласился он. – Но сначала пообещай не спорить, когда я прикажу спрятаться. Уйдешь вон туда, вправо, там узкие клети… сядешь и закроешься каменным щитом. И будешь сидеть, пока не придет помощь.
– А ты что будешь делать в это время? –
