Он помог Бужеву облачиться и спросил:
- А вы ничего... не ощутили.
Тот покачал головой.
- Мне прописали снотворное. И, признаюсь, я был настолько слаб, что принял его. К сожалению... они начали возвращаться.
Он заковылял, опираясь на плечо Димитрия.
...а суда не избежать, и пусть будет он не публичным, но все одно состоится, ибо за совершенные преступления срока давности нету. И Бужев не может о том не знать. Да и... не надеется он на милосердие, скорее уж, глядя на то, как идет он, на скупые движения, на изуродованное лицо, появляется мысль, что именно смерть и примет за милосердие.
За искупление.
Впрочем, более до самых покоев цесаревича Бужев не произнес ни слова. Лишь остановился у казаков, которые все еще стояли, вылупившись в темноту.
Он коснулся пальцами лба старшего.
Прислушался.
Нахмурился.
И произнес:
- Это душевники.
- Кто?
Святозар покачал головой, мол, потом.
- Я сниму, но... им надобно к целителям, а лучше вовсе от дворца. Подобное воздействие не проходит бесследно.
Что он сделал, Димитрий не понял. Почувствовал слабый, на грани восприятия, всплеск силы, и казаки рухнули на пол.
- Это не страшно. Просто мышцы свело. Видимо, стоят они так давненько, часов несколько как минимум. Душевники воздействуют на разум, но у тела он собственный... кликните кого к ним.
- Умрут?
- Нет, но мучится судорогами будут. Кровь застоялась.
Ничего, пускай помучаются, ибо пока посторонним здесь делать нечего. А казаки... Димитрий на них был зол невероятно. Пусть и понимал, что вины их в случившемся нет. Амулеты ментальной защиты так и остались нетронутыми...
...а может, рыжую привести? Что у нее за силы...
Вот именно.
Что за силы? И если она пустырь к жизни возродить способна, может ли она усыпить двух здоровых мужиков? Вот то-то же... и пусть вечер нынешний, да и половину ночи рыжая провела при собственной Димитрия особе, но...
...а если и ему внушили?
Нет, этак вовсе обезуметь можно. Был вечер. И посиделки. И допрос, к слову, ничего не давший. И поцелуй был. И пощечина, от которой щека ныла. Димитрий потрогал ее и сам себе улыбнулся, хотя, видит Бог, ситуация к смеху не располагала совершенно.
Девица наличествовала.
Лежала себе, пусть и прикрытая простыней. Лешек сидел здесь же, в креслице. В белой рубахе и портках, босой, растрепанный, вид он имел совершенно не царский. Сабля лежала у ног. Руками Лешек вцепился в волосы. Он раскачивался и губы шевелились, будто цесаревич беседовал с кем-то, Димитрию невидимым. Впрочем, он встрепенулся и сказал:
- Ее убили не здесь.
- Позволите? - Святозар отпустил плечо Димитрия. - Не уверен, что смогу многое, но...
- Делайте, что сочтете нужным.
Святозар стянул рясу, оставшись в сером подряснике. Он закатал рукава, обнаживши рыхлую, побитую язвочками кожу.
...а ведь до суда он, может статься, и не дотянет.
Он склонился над телом, и показалось в какой-то момент, что упадет. Но он удержался. Коснулся скрюченными пальцами волос красавицы.
- Отойдите туда... и не вмешивайте, сколь бы неприятным ни было то, что увидите.
- А будет...
- Будет, - из-под подрясника появился нож. Узкий стилет с треугольным клинком, вплавленным в каменную ручку. - Сперва я должен...
А ведь его и не обыскали.
Проклятье!
Святой отец... святым отцам не положены подобные игрушки... и он в любой момент мог... что мог? А вот это предстоит выяснить.
Меж тем Святозар вскрыл себе запястье и кровью принялся рисовать круг. Он двигался неторопливо, время от времени останавливаясь, чтобы перевести дух. И эта медлительность несказанно злила, виделось в ней этакое желание отсрочить неприятное...
Но вот круг завершен.
Украшен дюжиной символов, которые Димитрию неизвестны, хотя он отнюдь не ограничивал себя классическим образованием. Символы чем-то похожи на современные руны, вернее те кажутся упрощенными и куда более примитивными отражениями вот этих вот знаков.
...а ведь нехорошо, если знание подобное исчезнет. Суд судом, но... смута изрядно проредила императорские хранилища, и в том ныне тоже видится тайный умысел. Ведь кому, если подумать, понадобилось грабить библиотеку, когда сокровищницы имелись?
А поди ж ты, что вынесли, что сожгли во имя нового мира...
...или сделали вид, будто сожгли.
Меж тем Святозар присел рядом с телом.
Он начертил на лбу его знак. И второй - на груди. Он разогнул ноги и руки девушки, а после припал к холодным губам с поцелуем.
- Что он творит? - поинтересовался Лешек, оживая. - Он ведь...
...и снова сила была, слабый всплеск, на который не отозвался ни один амулет, разве что кольцо, призванное уровень магии определять, слегка нагрелось. Но и то слабо, будто не до конца уверенное, что в принципе магию ощутило.
Светозар отстранился, а девица дернула рукой.
И второю.
Заскребли пальцы по ковру, а Бужев весьма ловко воткнул клинок в грудь несчастной. И главное, не только воткнул, но вспорол эту грудь, будто сделана она была из бумаги. То ли силой святой отец обладал немалой, то ли ножик был особенным...
Главное, сердце он вырезал весьма ловко.
- Знаешь... - задумчиво произнес Лешек. - Я даже не уверен, нужно ли мне это видеть?
- Вставай, - голос прозвучал властно, жестко. - Я, владеющий твоим сердцем, питающий своей силой, повелеваю...
...вот только этого не хватало.
Некромантию, если припомнить, полагали наследием смутного времени, того самого, которое случилось за много веков до прошлой смуты, едва не изничтожив слабое еще Арсийское царство. И наследием истребленным, хорошо и прочно забытым.
- А еще мне кажется, что меня стошнит.
- Кажется, - поспешил утешить цесаревича Димитрий. - А вот глаза у тебя того...
Пожелтели.
И зрачки сделались узкими, змеиными. Да и лицо слегка поплыло, как бывало в детстве, когда цесаревич - для всех зело болезненный мальчик, которого вынуждены были держать в дали от дворцовой жизни - еще не умел контролировать ту, иную свою часть.
- Пройдет, - Лешек закрыл глаза. - Так лучше видно...
А Димитрий кивнул.
- Отпус-с-сти... - тело заговорило. Оно дергалось, будто кукла на ниточках, покачивалось и, казалось, готово было рухнуть на сидящего священника.
- Имя?
- Цветана...
Говорящий труп выглядел донельзя мерзко. Мышцы лица его двигались, и казалось, что покойная корчит рожи. Время от времени она высовывала распухший язык, который, однако не мешал говорить.
- Ты умерла.
- Да, - тело застыло, неестественно наклонившись. - Я... умерла. Умерла. Я. Я? Умерла?
Сердце на ладони некроманта дрогнуло, выплеснув черную жижу, которая просочилась сквозь пальцы.
- Да, дитя. Ты умерла. Мне жаль, - голос Святозара стал мягче. - Что ты помнишь?
Она заворчала.
- Тише. Скоро я тебя отпущу... совсем отпущу. Но ты должна помочь.
- Я...
Всхлип драл душу. И вообще возникло непреодолимое почти ощущение повеситься. Или... нет, вешаться долго. Это веревку искать надобно, крюк какой или вот люстру. А револьвер при Димитрии. И всего-то надобно, что приставить к виску.
Взвести курок.
Он моргнул, избавляясь
