Вот теперь Стрежницкому не то, чтобы по-настоящему страшно сделалось. Скорее руки похолодели. И...
- Это не он, - сказал он зачем-то, хотя его уж точно не просили совать нос в дела чужие. - Дубыня вашу дочь не тронул бы... я знаю... мы с ним... он человек резкий, но без подлости. Это я скотина, ни совести, ни сердца, а он... он женщин всегда отпускал. И детей не трогал. И людей своих крепко держал, чтобы не творили безобразий...
- А ты, стало быть, не держал.
Стрежницкий высвободился из мягких этих рук, отстранился и почесал переносицу.
- Не шевелись, если не хочешь, чтобы стало хуже.
- Куда уж хуже, - дыра в голове не радовала, да и, как подозревал Стрежницкий, изрядно сократила ему жизни.
- Поверь, всегда есть куда хуже... видишь ли, я не слепа. И не столь уж глупа, как это видится многим. Я знаю, что из себя представляет Дубыня. И отец его... мы много лет прожили бок о бок... росли вместе. Он пытался за мной ухаживать, но родители подыскали мне другого мужа. Я не стала спорить. Я понимала, что такое долг и исполнила его, хотя счастливой меня это не сделало.
Было щекотно.
И немного больно, но боль эта, слабая, дергающая, не мешала.
- Поэтому я не убила их сразу. Я пыталась понять, что случилось, но... мой покойный ныне бывший супруг частенько называл меня крайне ограниченной особой, которой не достает характера. Возможно, он был прав. В противном случае я бы... нашла способ ответить. А вместо этого... завтра можешь выходить.
- Куда? - поинтересовался Стрежницкий.
А княгиня лишь плечами пожала:
- Куда хочешь... хоть до ветру, хоть на бал. Во втором случае я все же настоятельно рекомендовала бы озаботиться сопровождением и по возможности поберечь себя. Однако кто и когда прислушивался к старухе?
Чем больше Лизавета присматривалась к Вольтеровскому, тем сильнее он ее раздражал. Нет, Лизавета изначально не без оснований полагала, что симпатией не проникнется, однако вот... его манеры, его жесты, даже то, как говорил он, растягивая слова, то и дело задерживаясь взглядом на Лизавете, и само выражение лица, брезгливо-рассеянное, выводило из себя несказанно.
- Меня не устраивают эти покои, - он оглядел комнаты, куда более роскошные, чем те, что отвели Лизавете и прочим конкурсанткам. - Здесь дует из окна... и зеленый цвет мне не к лицу. Будьте так любезны, подыскать иные, более подобающие моему положению.
Если сперва Вольтеровский был недоволен сопровождением, которое полагал излишним, то как-то быстро он с присутствием Лизаветы пообвыкся.
Он прошелся по комнате, которая была вполне себе просторна.
- Дорогой, - тихо произнесла жена, женщина бледная и болезненного вида, - А мне кажется, здесь мило...
- Тебе всегда лишь кажется, - отмахнулся он. - Как была купчихой, так и осталась... Боже, за что мне это?
Его супруга слегка порозовела.
Вздохнула.
Потупилась. И опустилась на самый краешек кресла, будто не была до конца уверена, позволена ли ей этакая вольность. Ридикюльчик она прижала к груди, а на щеках вспыхнули алые пятна.
- А вы еще здесь? - Вольтеровский обратил внимание на Лизавету. - Вам что было сказано? Я недоволен... если вы не желаете провалить этот свой конкурс...
...Лизавета провалила бы его с преогромным удовольствием, но она вымучила из себя улыбку и произнесла:
- Конечно... я посмотрю, что можно будет сделать...
- И багаж! - крикнул вслед Вольтеровский. - Не позабудьте о багаже! Его должны были доставить, но лакеи идиоты...
...дальше она слушать не стала.
Сбежала.
Пусть позорно, недостойно и... она прижалась к стене, переводя дыхание. Сердце колотилось, что безумное, а еще хотелось взять что-нибудь этакое, преувесистое и швырнуть в стену.
Да что он себе...
И не только себе... и вообще...
Она перевела дыхание. Надобно успокоиться, взять себя в руки и... и присмотреться еще пристальней. Жаль, конечно, что прислугу во дворец не пустят. Прислуга как правило многое знает о хозяйских привычках.
- Прячешься? - тихо спросили, и Лизавета подпрыгнула, обернулась. - От кого сбежала?
Димитрий оправил дрянной пиджачишко, который и сам, скроенный криво, всю его фигуру делал какою-то скособоченной.
- А ты? - Лизавета разом вдруг успокоилась.
- От совести, пожалуй.
- И как успехи?
Он пожал плечами, мол, не слишком-то хороши.
- Тебе бы отдохнуть, - произнесла она с упреком. - Вчера вон умирал, а сегодня...
- Я живучий.
- Ага...
Димитрий предложил руку, а она не стала отказываться. Со стороны пара их, должно быть, гляделась презабавною... и слухи пойдут... и скажут, что Лизавета нашла себе жениха под стать, никчемного оборванца, который...
Глупости.
Пусть говорят.
Уже недолго осталось. Закончится конкурс и не только он, и Господь не попустит беде случится, а значит, закончится все хорошо. И будет празднество... после побед всегда празднества устраивают торжественные. Навойскому дадут медаль или даже орден, или еще что-нибудь, а Лизавета вернется домой, в тихую тетушкину квартирку. Она уберет в шкаф наряд от Ламановой, чтобы не мозолили глаза и сердце, не мучили ненужными воспоминаниями. Или не уберет, но сестрам отдаст. В Университете по одежке встречают, а стало быть, приличный гардероб будет нужен.
Сама же Лизавета обойдется.
Заживет прежнею жизнью, разве что сделается та поспокойнее... может, издаст статейку или две... про того же Вольтеровского если найдет, о чем писать. А она найдет, всегда же находила.
- О чем вздыхаешь? - поинтересовался Навойский, увлекая Лизавету вглубь зеленого лабиринта. Припекало солнышко, а шляпка осталась где-то в комнатах, и вид без шляпки как есть неприличный, впрочем, компания ее тоже далека от идеальной, а стало быть слухов не избежать. Лизавета была далека от мысли, что прогулка эта останется незамеченной, пусть парк и казался пустым, но кто-то что-то да увидит...
- Просто... о жизни.
- Гость? - Димитрий шагал неспешно, и гравий похрустывал под его ногами.
- Гость, - согласилась Лизавета.
Снять бы эти уродливые очки с него... и волосы прилизанные, смазанные маслом столь густо, что казались они жирными, взъерошить.
И...
- Да, - согласился он. - От гостей порой одни хлопоты... если будет сильно донимать, говори. Арестую.
- За что?
Навойский пожал плечами:
- Не важно... посидит ночь в подземельях, образумится... ты не представляешь, насколько благотворно подземелья влияют на разум человеческий. Разом как-то оно...
Он щелкнул пальцами, и с куста сорвалась красногрудая птичка, зачирикала громко, возмущенно. А Навойский вдруг остановился, потянул за собой и Лизавета провалилась во влажную колючую стену.
- Тише, - шепнули ей. - А то услышат...
- Кто?
Шепотом же спросила Лизавета, чувствуя себя на редкость глупо.
- Не знаю. Главное, что услышат и...
...он не собирался целовать рыжую.
Помилуйте, это было бы совершеннейшею глупостью, а он и без
