Лужнин неловко усмехнулся, будто удивляясь, что и вправду такое было.
- Платья на ней горели прямо-таки... бывало, только оденет, и тут же уже подрала или там залила чем... а девице положено тихою быть, послушною. Вышивать она не любила, и музыцировать не умела, и вовсе... - он махнул рукой. - Мне-то что? Я ж ее и такой любил... а Наточке хотелось, чтоб все было красиво, чтоб соседи не смеялись.
- И что в этом плохого? - Лужнина всхлипнула и прижала к носу платок. - Я просто... я ей счастья желала!
- А потом этот дар открылся... сперва-то я вправду подумал, что будет легче, если его чутка... ну... закрыть... ненадолго... она ж дитё горькое, а дар-то опасный... я видел, чего они с людьми утворить способны, порою сами того не желая. Я... я не думал, что так оно... просто Элиза погасла будто... ходит, глаза в пол... говорит шепотом, и все одно ей стало, что с нею будет. Тогда-то я Весницкому и отписался. Служили мы вместе... и Смуту вместе прошли. Он мне должный за один раз. Спас я его...
- Почему учиться не отправили?
- Забоялся от себя отпускать, - Лужнин понурился, потер раскрытою ладонью грудь. - Понимаю, что дурак, только... порядки в Университете вашем всем известные... а она дитё... вдруг бы голову задурили, заморочили, а после бросили одну и с дитём... знал бы, как оно, пусть бы и бросили, дитё, чай, свое, вырастили б...
- Что ты такое говоришь?!
- Правду... помолчи уже... Весницкому написал, совета хотел, он же ж тоже, из этих, которые в голову влезут, думал, подскажет, как нам быть. А он сам заявился. Сказал, что хочет глянуть, сперва-то издали... а потом сказал, мол, если и дальше браслетки те носить станет, то дара лишится, а с ним и ума...
- Соврал, - зло сказала Лужнина, комкая несчастный платок.
- Нет, - Димитрий потер ногу, которая тоже заныла, хотя видит бог, никогда-то он на ноги не жаловался. - Если долгое время блокировать дар, он выгорает. А с ним зачастую и маг... дар это... сложно объяснить, это больше, чем рука или нога там. Без руки жить можно, а вырежьте сердце... хотя некоторые и умудряются выдерживать. Но это редко... часто перегоревшие маги сами на себя руки накладывают.
- Грех-то какой... - Наточка перекрестилась и взгляд отвела. - Я... я не знала... я ж как лучше хотела...
- Он предложил договор, - меж тем продолжил Лужнин. - Сказал, что все одно лучше жениха не найти... что с этаким даром многие побоятся... а он и раскрыться поможет, и удержит, если вдруг, и позаботиться... я и подумал... он-то крепко старше Элизы, а с другой стороны оно и неплохо. Ей твердая рука надобна, чтоб не задурила. Да и обережет, если чего вдруг... не бедный, опять же... мы и сами не нищие, только... понимаете ж, приданого никогда много не бывает. А у меня старшенькая, хоть и красавица, но все равно с деньгами оно верней.
Он вновь ущипнул себя за бородку и произнес.
- Весницкий привез ее... я еще сперва подумал, что, верно, важная особа весьма, он так с нею держался... нет, лица не помню, тут не просите, хотя я и пытаюсь...
- Почему вы решили, что она важная особа?
- Говорю ж, держался так... экипаж с гербами... сам-то Весницкий верхами предпочитал, он человеком простым был... ну, то есть, никогда там за гербы без нужды на то особое не хватался, а тут вдруг четверик караковый, кохарское породы. Я такой красоты отродясь не видал. И сам дверь открыл, ручку подал... она-то вышла... помню вот туфельки у нее беленькие.
- С острыми носиками, - встряла Стеша, - а на них еще пряжки с серебряными колокольчиками. Катарина очень их любила. Идет, а колокольчики эти позвякивают тоненько... и еще платья она носила длинные. Такие, совсем длинные, в пол... уже немодно... кто бы другой примерил, посмеялись бы. А она...
...над менталистом высокого уровня смеяться никому и в голову не придет.
- И браслет, - вздрогнула вдруг Лужнина. - Браслет при ней постоянно был, тоненький, серебристою змейкой...
Она провела по запястью.
- Точно! - Стеша в ладоши хлопнула от восторга. - Я помню, Элиза однажды попросила его примерить... он был таким... таким... прямо как настоящая змея! Чешуйка к чешуйке, а глаза красные, каменные... и я сперва даже боялась, что он оживет однажды. Представляете, какая глупость!
- Представляю, - медленно произнес Димитрий, пытаясь понять, где и когда он этот браслет видел. Или не этот, но похожий.
- А она сказала, что никак нельзя... что это подарок одного человека... все, что осталось... правда, добавила, что осталось куда больше, нежели остальные думают. И когда придет время, змея оживет.
...он определенно видел эту змейку.
Белую.
Такую поразительно настоящую, что оторопь брала... но у кого?
Когда?
Голова разболелась еще сильнее, а девица Лужнина захлопала глазами и тихо сказала:
- У вас кровь идет. Из носу...
Глава 17
Глава 17
...Стрежницкий подумывал сбежать. Не то, чтобы в сидении ему было так уж плохо.
Прохладно, что по летней жаре самое оно.
Спокойно.
Кормили шесть раз на дню, и Одовецкая просила передать, что, ежели хоть что на кухню вернется, она самолично явится с серебряною ложечкой. И явление ее Стрежницкий представил себе столь живо, особенно ложечку, узенькую, с длинною ручкой, на которой его имя выгравировали, что просто оторопь взяла. Потому подносы на кухню возвращались чистыми, а его самого охватывала сонная нега.
...прежде ему не случалось, чтобы вот так...
...наедине с собою.
И голова-то почти не болела, рана и та зудеть перестала, разве что самую малость подергивала, вырывая Стрежницкого из затянувшегося сна. Тогда-то и наваливалась память. Он вдруг обнаружил, что и вправду помнит преогромное количество вещей, казалось бы, совершенно ему ненужных. Как вот та деревенька, в которую он явился, когда собрал первую сотню...
...мститель.
Славно горела. Людишки метались, ревели коровы, не способные выбраться из хлевов. Дымило, чадило. Сыпало гарью с ясного неба. Кто-то визжал, кто-то кричал, кто-то молил о пощаде... гойсали конные, пьяные от крови и собственной власти. А он стоял.
Смотрел.
И старался не слушать, как тяжко вздыхает за плечом Михасик.
- Дурное вы затеяли, барин, дурное... - он все повторял, и
