Но...
Кому?
- Правильно... она ничего не берет даром. К сожалению, даже Ветрицкий о ней мало знал... а твой Бужев и подавно. Младший сын, которого и не учили-то толком, да... упущение. Знаешь, я как представлю, сколько всего утеряно из-за глупого этого обычая передавать знания лишь наследнику. А с другой стороны, может, оно и к лучшему?
Он протянул руку, коснувшись меха.
- Та вторая девушка...
- И она тоже... правда, в ней кровь совсем ослабла, но мне ведь много не надо. И другие... их оказалось несложно найти. Ты вот, к примеру, знаешь, что многие здесь служат поколениями? Да, смута проредила, но после люди вернулись, а заодно вернули своих детей. И не все эти дети были только их. Понимаешь? Времена прежде были вольные, вот и... хорошее место охоты.
Мишка высыпал горсточку камней.
- Поставь ее, да на пол, не бойся, пылью ее не попортишь... о чем это я? Так вот, Ветрицкий бредил этой самой шапкой... подозреваю, будь он уверен, что сил хватит удержать, сам бы добрался. Он и меня видел лишь, скажем так, временною мерой... женил бы, дождался бы наследника, а там... когда человек жаждет власти, его не удержать.
- А ты...
- А я слушал. Я помогал. Я подумал, что если что и способно мне помочь, то она... ты знаешь, что благодаря ей нам покорились племена диких югров и татарва? Та, прошлая, которая ходила на эти земли за добычей? Что эта мощь проложила водные пути, что сокрытых в ней сил хватит даже на то, чтобы выстроить лестницу в небо? Так он говорил... только дело не в том, что силы есть, дело в том, чем за них платить... ничего не бывает даром, да.
Он опустился на грязный пол и пальцем перебрал камни. Подцепил один, тусклый, некрасивый с виду и вогнал в золото.
- Сила за силу... Ветрицкий уверял, что ни твой отец, ни ты не решитесь воспользоваться ею. Что если бы дорогой дядюшка хотя бы изредка давал себе труд выходить в люди с нею, ни у кого и мысли не возникло бы о бунте... что все дело в крови, которая ослабла. Вы стали слишком уж... обыкновенны. Чистые руки - дело, конечно, хорошее, но за эту чистоту приходится платить другим. Мой отец вот оказался чересчур благороден. А его брат - труслив... не знаю, как еще сказать? Он бы мог попросить... скажем, здоровья для своего сына. Здоровый наследник серьезно укрепил бы его позиции. Конечно, пришлось бы отдать кого-то из своих детей взамен... а что? Ничего не дается даром... но можно было бы не из своих. Правда не одного, а, скажем, десятерых или сотню... древние артефакты прожорливы.
Один из камней не удержался на золотой пластине и был с раздражением отброшен в сторону.
- И переборливы без меры, - проворчал Мишка. - Я не сомневаюсь, что в отличие от твоего батюшки, Николай знал об особенностях Мономахова венца. И мог бы воспользоваться. Но не захотел... и что в итоге? Вся его семья мертва, включая несчастного мальчишку. А с ними погибли и тысячи других, ни в чем неповинных людей. Так что вся эта брезгливость ни к чему хорошему не приводит.
- От брезгливости тебя избавляли.
- Не без того, - согласился Мишка, украшая каменьями шапку.
Выходило... ловко.
Вот смуглые пальцы цепляют камешек, крутят, будто пытаясь определить ценность. Затем силой впечатывают в золото. А то, еще недавно плотное, размягчается, расползается, принимая подношение. И тусклый камешек вспыхивает.
- Мне позволялось многое, а многое приходилось делать, доказывая, что я способен на поступки. Мне пришлось играть удобную для них роль. На самом деле после того, что случилось с Хеленой, я даже в чем-то понимал тетку с ее одержимым желанием избавиться от этого несчастного Стрежницкого... впрочем, если подумать, то теткина любовница сама была виновата... как и я.
Камней было... много.
И за каждым стояла оборванная жизнь. И надо было бы помешать, остановить, призвать родовые силы, обрушить на негодяя, но Лешек ждал.
- Что до Ветрицкого, то я понимал... мне нужны были его знания, а еще его связи. Не подумай, я не собираюсь занимать трон, я хочу лишь вернуть ее. Прежнюю. И я знаю, что она может, что... если накормить ее досыта, то она исполнит любое, самое безумное желание! А я не безумен. Я знаю, что Хелена жива, что она просто заблудилась где-то там, между живыми и мертвыми. И она вернется. Ко мне. А потом мы уедем. И ни ты, ни отец твой никогда более не услышите о нас... я знаю. Я все придумал...
...и теперь, кажется, Лешек действительно понял, что такое безумие, которым пугали менталистов. Оно и на безумие-то не похоже.
Ведь что дурного в желании вернуть душу любимой?
Или вот уехать?
Далеко, как он говорит, на Север, где небо бескрайнее лежит на вершинах вековых елей. Где реки столь широки, что с берега иного берега не видать. А воды их - свинец и слюда.
Где солнце летом жарит так, что из дому не выйти.
А зимой снега ложатся, укрывая весь мир. И единственное, что остается не белым - черное небо с искрами звезд.
Он, безумец, говорил и говорил.
Про север.
И про дом, который поставит сам, ведь у него хватит сил. Про двор и частокол. Крыльцо резное. Он выбрал узор и научился держать в руках инструмент, ведь без него там не выжить. Про полы из белого дерева, что растет лишь в одном месте. Оно редко и ценно тем, что даже в самую лютую стужу остается теплым. По таким полам ходить одно удовольствие.
Про сундуки.
Ковры.
И прочее, к перевороту дела не имеющее.
Он задыхался, рвался к этой мечте, готовый мир уничтожить, лишь бы воплотить ее. И мир слышал, дрожал в страхе...
- А если... - Лешек осмелился заговорить, когда последний камень встал на место. - Если она не захочет возвращаться?
Ответом ему был снисходительный взгляд.
Безумие не позволит отступить от мечты.
Мишка встал, поднял шапку, потяжелевшую от сотни драгоценных камней, переливающуюся огнями, грозную и видом своим, и силой, от нее разящей. Он осторожно опустил шапку на голову и сказал:
- Я... послал за ее душой хорошего человека. Она справится. А мне всего-то нужно, сделать так, чтобы им хватило сил вернуться... и... не держи на меня зла, ладно? Мне нужна была лишь шапка...
- А попросить?
Лицо Мишки исказила гримаса боли.
- Шапку, может, вы бы и дали... только... не позволили бы... цена высока... а я сам... я все сам... ваши руки будут чисты, а этих... этих давно нужно было бы прижать к
