Офоносу» – то есть «выдать меня замуж». Ей он явно не по вкусу: очень плакала. А тут – вот смелая девчонка! – Димку на свидание приглашает. «Вылази» – по-древнерусски «выйди», «появись». «Выйди в пятницу». Эх, жаль, у нас только обрывок! Хорошо бы отыскать вторую часть...
Конечно же, открыв такой любовный треугольник, все работники раскопа оживились, стали рассуждать, что было дальше. Кто-то полагал, что Волк раздобрится и выдаст дочь за Дмитрия. Олеся заявила, что на месте древней девушки сбежала бы с любимым. Мусорщик сказал, что дочь боярина, конечно, всех замочит: Офонаса, папика и князя заодно. Наверно, любил боевики.
Вот так, за обсуждением чужих судеб, минул час. Потом ещё полчаса. Дождь давно закончился, осталось подождать лишь, чтобы яма высохла. Беды, как говорят, ничто не предвещало, разве только Николай Сергеевич где-то пропадал.
Когда он появился, начался сплошной кошмар.
Дунаев пришёл мрачный – сёстры никогда его таким не видели. В руках профессор нёс тот самый образок со святой Ольгой.
– Так! Юля! – с ходу начал он. – Скажи мне честно. Эта вещь лежала в ящике?
– Конечно, – отвечала Белкина, внезапно задрожав и понимая: на неё сейчас все смотрят.
– Из квадрата Г-4?
Так и было.
– Девочки! Скажите, чей квадрат?
– Наш... – вышли две студентки.
– Почему вы положили это в ящик, мне не отдали?
– Мы... мы... – заблеяли девчонки. – Мы не находили.
– Как не находили? – удивилась Анна Александровна.
Дунаев помрачнел ещё сильнее:
– Значит, этой вещи вы не видели? И в ящик свой не клали? Что ж... Не удивлён. Это подделка. Да-да, я сейчас вернулся с экспертизы. Ваша, – почему-то он теперь смотрел на Юлю, – якобы старинная икона изготовлена на днях...
Конечно, все заахали.
– ...Теперь ты, Юля, может быть, мне скажешь, кто был автором?
– Не я! – нелепо вырвалось у девочки.
А дальше... Всё понятно.
Подложить подделку в ящик Юле было всех удобней. Даже если б и нашёлся злоумышленник, который это сделал, то какая ему выгода? Ведь премия досталась переборщице. В раскопе сёстры были новичками, толком их никто не знал, работа у них шла не очень-то... Так Юля оказалась главным и единственным подозреваемым. Никаких доказательств своей невиновности девочка дать не могла.
Дунаев между тем затеял следствие, спросил у мусорщиков:
– Может, что-то знаете? Вы же всё время крутились вокруг переборщиц.
– Нет, нет... Мы не крутились... Мы не видели... – смущённо забубнили было парни. Но вдруг вспомнили: – А! Этой ночью Юлька с Майкой тут бродили! По раскопу! Мы их сами видели! Как раз возле навеса тусовались, где все ящики!
Всё. Это был конец. Мальчишки объяснили, что искали привидений, их ни в чём не заподозрили, но Белкиным никто уже не верил. Парень с родинкой пытался заступиться за девчонок, но безрезультатно: ведь он сам признался, что с товарищами видел их у ящиков. Короче, все решили, что девчонки прячут по ночам свои подделки.
– Одним словом, – заявил начальник, – вы уволены. Зарплату заберёте в конце месяца. Без премии, конечно.
После этого Дунаев помолчал, прикрикнул на отвальщиков, которые зачем-то принялись беситься на горе отброшенной массовки и кидаться черепками, попросил траншейщиков немного углубить на севере, сказал «спасибо» мусорщикам за осушенную яму, крикнул:
– НАЧАЛО РАБОТЫ!
Майи с Юлей это больше не касалось.
6
День сказки
Ночью Юле снилась сказка. Да-да, сказка, несмотря на то что всякой ерунды про зайцев, лис, царей Горохов, Змей-Горынычей и прочих им подобных она много лет как не читала. В сказке были чистые ручьи, бескрайние луга с густыми травами, просторные равнины, на которых глаз не упирается в цементные коробки, а скользит вдаль, плоть до горизонта. А ещё там были терема. Большие, настоящие, красивые, похожие на те, которые когда-то Юля видела на старенькой обложке своей книги «Аленький цветочек». Там, внутри волшебных домиков, как будто содержалось что-то важное, чем Юле непременно надо было завладеть. Она помчалась в первый, уже было забежала на крыльцо, но вдруг оттуда появилась важная, степенная Олеся в красном сарафане и кокошнике: «А ну-ка, убирайся! Это мой!» В надежде на везенье Юля побежала в другой терем. Снова неудача! Из палат возник довольный мусорщик, одетый как боярин (Юля хоть и не видела бояр, но как-то представляла их). «Здесь занято!» – сказал он грозным голосом. И девочка помчалась в третий терем, отчего-то уже чувствуя, что это бесполезно. Прямо перед входом вырос, преграждая ей дорогу, Николай Сергеевич. «А, Белкина! – сказал он очень злобно. – Ты-то что тут делаешь?! Пошла вон, и немедленно! Обманщикам не место в этом тереме!»
От горя Юля пробудилась. Свет уже успел залить всю комнату, а между двух кроватей, если посмотреть под тем углом, висела радуга. «Они уже копают!» – с грустью рассудила девочка, взглянув, который час. Потом чуть успокоилась: «Сегодня же суббота! Значит, не копают». Хоть не так обидно.
Чтобы внучки несколько развеялись, немного перестали думать о своём несчастном увольнении, баба Октябрина повела их на прогулку.
– Хватит в робах-то ходить. И так весь дом навозом провоняли! Выходной – оделись бы нарядно! – мягко проворчала бабушка, каким-то одной ей известным способом выстраивая целую корону из обычной рыжей Юлиной косы.
Короче, сёстры получили персональную экскурсию.
Полдня они бродили по уютным тихим улицам с обычными домами и обычными людьми, всё время натыкаясь на церквушки. Белые, как простыни в какой-нибудь рекламе «Ариэля», как страница в «Ворде», как мука у бабушки на кухне, эти храмы вовсе не похожи были на конфеты или «пряники печатные». Почти без украшений, без резьбы – они только выигрывали от такой суровости. Казались более настоящими и честными. Порою стены и оконные проёмы белых храмов были даже кривоваты, но и это их ничуть не портило – лишь делало похожими на самые огромные куски брикетного мороженого, кое-где оплывшего на солнце... А девчонки так и видели уже тех строгих русичей, которые считали, что для Божьей церкви всякие фигульки-красотульки – это суета... Но бабушка сказала, что тут дело просто в камне: мягкий он, поэтому резьба и не выходит, всё так гладко, просто. А ещё она поведала, что храмов в городе так много, потому что кроме дел духовных эти помещения служили и для бизнеса: купцы хранили в них свои товары. Это было выгодно вдвойне: и воры не посмеют покуситься на святую церковь, и пожары каменному зданию не страшны.
На церковь был похож Театр драмы. Девочкам он сразу бросился в глаза, когда они шли мимо: странный, фантастический, нелепый и такой же белый, как и храмы. Он как будто подражал старинным зданиям, но при том бросал им вызов. То ли на космическое, то ли на подводное строение походил театр. Наверно, архитектор был большим мечтателем, любил научную фантастику, прогресс. Спустя десятилетия его детище из смелого театра будущего стало странным и смешным театром прошлого, забавно устарело, сильно облупилось. Рядом с храмами оно так недвусмысленно свидетельствовало – что на самом деле вечно, а что нет...
Конечно же, всё это было очень интересно, но от мысли о несправедливом увольнении сёстры не могли избавиться.
– Как думаешь? Кто всё-таки виновен?
– Народу возле ящиков полным-полно шатается. Но выгодно кому – не представляю.
– Может, Николай Сергеевич передумает? Простит нас, так сказать?
– Не думаю... А если...
