Я оставляю ее и двигаюсь дальше, размахивая красным металлическим огнетушителем, обрушивая его на ряды пробирок и горелок Бунзена, но доктор Рэнкин не оставляет попыток помешать мне.
Она протягивает руку и хватает меня за лодыжку. Я изо всех сил пытаюсь вырваться из ее жесткой хватки. Оглядываясь вокруг, я вижу, что работы еще непочатый край, и не могу сдержать стон отчаяния. Обезумев, я размахиваю ногой, чувствуя, как слабеет хватка. Чудом мне удается освободиться, и, отскакивая в сторону, я слышу, как доктор заходится в крике ужаса.
Я летаю по комнате, создавая хаос, сопровождая это дикими воплями. Пот катится по спине, но я упиваюсь погромом. Словно одушевленный ураган, я сметаю все на своем пути. Я пришла сюда в надежде найти частички моего естества, которые извлекли из меня, но теперь, когда адреналин бушует в крови, я заряжена таким огнем ненависти, что готова на большее. Я чувствую себя живой, яростной, одержимой. Мощная сила, идущая изнутри, показывает мне, что физически я гораздо крепче, чем могла себе представить. Осознание этого заводит меня. Толкает вперед. Жизни, которые они создают и разрушают, колдовские эксперименты, раз за разом терпящие неудачу – все это результаты их варварства. Я хочу покончить с этим. Я не хочу, чтобы они стряпали идеальных мальчиков и потом избавлялись от них как от не соответствующих требованиям. Я не хочу быть частью этого обмана.
Оглушительный стук в дверь напоминает мне, что время на исходе. Скоро они будут здесь, чтобы утащить меня наверх и заставить жить той жизнью, которую придумали для меня. Вовсе не им я обязана своим рождением, и меня бесит, что они присвоили себе право распоряжаться моей жизнью.
Я стираю в порошок все, что попадается под руку – не только ради себя, но ради любого ребенка, который, хочет он того или нет, окажется под их попечением.
53
Брэм
Домой мы отплываем в молчании. Тел погибших с нами нет. Никаких личных вещей на память. Прощайте, Фрост и Джонни.
Все, что осталось от них, это груда щебня на том месте, где когда-то стоял дом. Секретной тюрьмы Эрни больше нет.
Пока мы медленно плывем по отмелям внешнего города, медики хлопочут вокруг Эрни.
– Он справится, – передает голос по внутренней связи. Я выхожу на корму, к микрофону.
– Хорошо. А как женщины? – спрашиваю я, поглядывая на челнок, идущий следом за нами.
Тишина на линии.
– Алло? Вы меня слышите? – спрашиваю я.
– Да, сэр, – отвечает голос, и я вижу, как молодой фривер поворачивается ко мне с кормы заднего челнока. Его слова эхом отзываются в моей голове. Сэр. Так они обычно обращались к Фросту. Теперь – ко мне. Его голос прорезает мои мысли: – Женщины не позволяют осмотреть их, сэр.
Я оглядываю челнок с нашими новыми пассажирами. Анна и пять других женщин жмутся друг к другу и так дрожат от страха, что рябь идет по воде.
– Мы сделаем все возможное, сэр. Внешне они как будто невредимы.
– Спасибо… Как тебя зовут?
– Гроббс, сэр.
– Спасибо, Гроббс. А я – Брэм, а не сэр. – Конец связи.
В голове колотится миллион мыслей, требующих моего внимания. Первая, конечно, о Еве, всегда о Еве. Потом об Эрни, но теперь, когда я знаю, что он выживет, эта мысль затихает. Что делать с испуганными женщинами, которых мы забрали? Как сообщить новость о смерти Фроста остальной его команде, моей команде? Мысли опять возвращаются к Еве, и ее образ остается перед глазами, когда мы вливаемся в поток транспорта на реке, и туман сгущается.
Мысленно я все еще переживаю подробности нашего прибытия, когда захожу в святая святых Глубины. Двух женщин, которым пришлось дать успокоительное перед спуском в подводном аппарате, несут на носилках через деревянные залы. Чабс и Гроббс сопровождают остальных.
– Мы отнесем этих двоих прямо в медицинский отсек вместе с Эрни, – сообщил мне Гроббс. – Следуй по старым указателям на Пирс-Корт, и там найдешь нас.
Решение о снотворном далось нам нелегко, но крики женщин, отказывающихся заходить в башню через старые часы, уже начали привлекать внимание на реке. Здесь женские голоса не остаются незамеченными. Мне пришлось взять ответственность на себя.
Как только этих двоих осторожно отнесли в железный лифт, остальные, хотя и неохотно, последовали за ними.
Мы с Сондерсом заходим в главный зал, и я чувствую устремленные на нас взгляды, пока мы пробираемся под нависающим балконом и между зелеными скамейками к массивному дубовому столу. Проектор стоит на прежнем месте, как призрак из прошлого.
Я откашливаюсь, и фриверы собираются вокруг. Приглушенные стоны Эрни эхом проносятся по коридорам.
– Сондерс, проследи, чтобы к Эрни никого не пускали. Пусть старик поправится, – шепчу я. Он кивает и тотчас устремляется туда, откуда мы пришли.
Внезапно я чувствую себя одиноким в этой комнате чужаков. Чужаков, ожидающих новостей.
– Что, черт возьми, происходит? – выкрикивает кто-то.
– Где Фрост? – спрашивает другой голос.
– Почему здесь посторонние женщины? Это не убежище, – вмешивается третий.
Я поднимаю ладони вверх, и все замолкают, как если бы на моем месте стоял Фрост. Я вдруг чувствую груз его ответственности на своих плечах. Я оглядываю зал, и три, а то и четыре десятка пар глаз выжидающе смотрят на меня. На балконе тоже собираются мужчины.
Я делаю глубокий вдох. – Фрост погиб, – сообщаю я, коротко и резко, хотя слова звучат так странно, что кажется, будто я их и не произносил. – Джонни тоже. – Прямо в точку. Вернее, в сердца этих людей, что стоят передо мной.
В толпе слышны крики и всхлипывания. – Фрост пожертвовал собой ради нас, ради Эрни.
– Нет! – раздается чей-то крик.
Толпа расступается, и я вижу Хелену. Слеза катится по ее щеке, следуя по руслу морщинок.
– Что, прости?
– Он отдал свою жизнь не за тебя или Эрни, – сдерживая рыдания, говорит она, поворачивая голову. Я следую за ее взглядом, который скользит к дальней стене, поднимается над балконом. В тусклом свете высоких фонарей прямо на нас смотрят два слова, вырезанные на дереве древних потолочных балок: ЗА ЕВУ.
– За Еву, – подхватываю я.
– За Еву, – повторяет зал.
– Он погиб, прикрывая огнем наш отход, чтобы мы могли продолжить борьбу. – Я выдерживаю паузу. – Нет, чтобы мы могли закончить борьбу, – поправляю я себя и чувствую шевеление в зале, когда мои слова доходят до этих людей.
– С нами отец Евы. Если мы собираемся вызволить ее, он сыграет решающую роль. Мир должен знать его историю. Еве нужно знать правду. Сейчас наш приоритет – его безопасность. Мне нужна полная изоляция
