Мне осталось место с краю. «Ладно, – подумал я, – плевать на суеверия, продолжим привлекать внимание судьбы». Я подвинул стул, сел на углу. Молчат.
– Что, драться сегодня не будем? – спокойно спросил я.
Смешок. Баранов справа, Пятно слева. Оба, словно договорившись, хлопнули меня по спине.
– Нет, сегодня у нас выходной.
Каждая фраза – смех. Я так понял, ждали меня здесь давно.
– Ладно, я скажу. – Баранов встал. Все сразу засуетились, откуда-то появилась пластмассовая бутылка с прозрачной жидкостью. Запах спирта ударил в ноздри.
– Чего это ты? – удивился Пятно. – В армии дедовщину еще пока не отменяли, так что я вначале.
Баранов зыкнул:
– Ладно, потом поговорим.
Пятно, не вставая, озвучил происходящее:
– Сегодня поляна накрыта при содействии спонсоров: уважаемого начмеда и фельдшера Пробирки. Стоп, стоп, не ершись, – торопливо сказал он, заметив мои попытки встать. – Для тех, кто не в курсах, объясняю. Спор у них был, и в этом споре выиграл наш побратим. Он перебил карту капитана, не зассал сходить в Зону.
Раздались короткие возгласы.
– Тихо! Я еще не закончил. Поляна накрыта, как и обещано. Так вот, сегодня голубь принес весть, как все было на самом деле.
Баранов при слове «голубь», хекнул. «Ну-ну, – усмехнулся я мысленно. – Голубь размером с барана. Все же между ним и Пятном трения остаются. Да и между мной – тоже».
– Короче, наш Новиков вытащил Крысу из Зоны. Поступок, конечно, сомнительный. Я б его там и оставил… – Пятно подождал, пока все отсмеются. – Но теперь мы знаем, какую кличку дать пацану. Заметьте, нормальному пацану!
Мне надоело слушать этот треп, я взял сочную лапу курицы и кинул на пластмассовую тарелку. В это время размышлял: «Начмед – красавец. Получается, он успел дать денег и распоряжение организовать этот праздник минут за десять. Уважают его в части, раз так зашевелились».
– Все, теперь старая кличка забыта, и Новиков у нас…
– Костыль, – перебил его Баранов. – Раз помогал допрыгать с поломанной ногой Крысе – значит, Костыль.
Пятно скривился. Поднял стакан с водкой:
– За Костыля!
Закружился пьянка. Я старался выбраться из неё, налегая на еду. Задавали вопросы, и я, помня совет начмеда, отвечал. С неохотой, но отвечал: где стоит ветрянка, какие аномалии попадались. Словно снова побывал на допросе. А вот про людей я молчал. Вспомнил Крысу:
– Про Крысу говорить не буду. Сами все знаете, Всевышний ему судья.
Отстали, переключились на свои подвиги. Через час посиделок оказалось, что мой поход по неконтролируемой территории – это пустяки. Фигня.
– Я на «Метпроме» кровохлеба валил!
– А я в Рыжий Лес ходил. Сам!
– И как, сразу наложил или у второго дерева?
За курочкой в меня влезло несколько бутербродов с колбасой. Ими я закусывал картофанчик.
«Деды» стали выбираться на перекур. Хорошо, что тут не стали дымить. Я понял, что уже объелся.
– Не пьешь? – спросил Баранов.
– Пью, но мало, – ответил ему честно.
– Это я придумал тебе кличку, – признался он. В каптерке нас осталось двое.
– Красава. Могло быть и хуже.
– И, это, мелкие вещи твои – зубную пасту, щетку, наушники – уже разобрали. А вот телефон и письмо – у меня в тумбочке.
– Заберу. Что за письмо?
– Вроде от твоих родных.
Я подумал: «Хороший парень – Баранов Ренат. И чего мы с ним не ладили раньше?»
– Слышь, Ренат, давно спросить хотел, чего ты на меня косо смотришь?
Он засопел, поставил локти на стол.
– Понимаешь, мне не нравятся такие, как ты.
– В смысле? – не понял я.
Он обвел пальцем в воздухе мое лицо:
– Черты лица у тебя – горские. Без обид.
Я сперва опешил, потом глухо произнес:
– Без обид, но руки я тебе больше не подам, Баранов.
Дверь резко распахнулась, и наш разговор прервал солдатик. Он влетел, словно его подтолкнули, сбил табурет, упал.
Пятно захохотал.
Знакомый солдатик встал. В синих трусах и майке он казался еще мельче. Это он просил меня не ходить в каптерку.
В каптерку втянулись «деды». Почуяли развлекуху.
– Не надо. Пожалуйста, – попросил солдатик.
– Он пойдет спать, – произнес я громко и четко.
– Да ты чего, Костыль? – удивился кто-то из «дедов».
– Ты не бойся, ты теперь уже не дух, – хохотнул Пятно.
Я встал, подцепил стол руками и перевернул его на бок. Полетели кастрюли, громко звеня, бутерброды падали на покрашенный бурой краской пол, бутылка стремительно теряла содержимое.
Злость моментально выдавила из меня тепло и сонливость. Я ощутил желание набить им морду. Всем сразу. Баранову – за идиотизм, Пятну и «дедам» – за издевательства над слабыми. Даже солдатику, и тому хотелось дать по морде. За слабость по жизни. Кто ему мешал круги наматывать на стадионе или в тренажерке штангу подбрасывать? Тот же Ренат в армию попал, словно вскормленный на стероидах.
Не хотелось доставать нож. Очень не хотелось. Пятно оскалился, но засомневался. Баранов встал рядом со мной. Я хотел сказать, что в его помощи не нуждаюсь. Но не успел.
– Псих. С тобой никто общаться-то и не хочет, – сказал Пятно.
Я уловил в его голосе обиду.
– Такой стол запорол, – сказал кто-то позади него.
Я медленно двинулся к выходу, за мной потянулся солдат-сопля и Баранов.
Вдруг загрохотали шаги. Дневальный остановился у входа.
– Там это… Новость! Крыса в больнице повесился!
8– Крыса пытался повеситься, – констатировал начмед.
Мы сидели на обшарпанной скамейке. Утро оказалось необычно холодным, солнце пряталось за тучи. Неприятные серые тона вызывали депрессивное настроение. Больничка, возле которой мы вели беседу, казалась грибом-паразитом. Из главного входа туда-сюда сновали люди, недовольно поглядывали на небо, ожидая дождя. Дворик, в котором так лихо начмед и старший прапорщик по прозвищу Батя разобрались с бандитами, пустовал.
– У него ж нога была привязана, – сказал я. Эмоций не осталось. Казалось, внутри меня разожгли огонь, который уничтожил все чувства.
– Идиот. Сказал, что очень курить хочет, снял грузики. Накинул себе петлю на шею и в туалете пытался на балке соорудить конструкцию. Понятное дело, шансов не было. Зашел еще кто-то, поднял шум.
– Если бы хотел – повесился бы, – сказал я.
– Согласен. Показуха все это.
– Живой – и ладно, – добавил я.
– Уговорил, – неудачно пошутил он.
Достал синий пакетик с семечками. Высыпал на мозолистую ладонь и начал щелкать. Черные скорлупки полетели на асфальт. Мимо, в сторону парка, молодая мамаша толкала синюю коляску. Женщина недовольно посмотрела на начмеда. Тот поймал ее взгляд, смутился, начал кидать скорлупки в стоящую рядом урну.
– Совсем с вами одичал. То Зона, то из Зоны. Надоело мне все, Кузьма. Пора в спокойную часть переводиться, семью заводить. Ну, давай – спрашивай.
– У матросов нет вопросов, – произнес я. Поднял воротник – ветер кусал за шею.
– Тогда помолчим.
Молчать я передумал уже через минуту.
– Почему – Зуб?
– Почему – Костыль? Случай. В Зоне были, как раз с Трофимычем и еще… – начмед промахнулся, не попал в урну, – короче, с Батей. И у того зуб разболелся, ну просто волком вой. А у нас задание. Вот я постучал ему по зубам, легонько так, по очереди, нашел больной
