Архипелаг Большая Коса, о-в Валаар
13-й трид 1019 г. от р. ч. с.
Едкий дым от курительных трубок заполнил дом. Горели по углам свечи, трещали поленья в топке. Чужаки смели все, что было на столе, и требовали еще. В ход пошли остатки муки и заячье мясо, из которых Сиина испекла румяный пирог. Запах от него шел изумительный, но порченым не досталось ни кусочка. За пару глотков опустела пущенная по кругу бутыль с настойкой на дубовых стружках. Теперь Илану нечем было спастись от боли.
Астре ненавидел себя. Власть голоса достигла Генхарда, но не мужчин. Калека мог управлять только теми, кто младше его.
Пласты чувств и эмоций втекали друг в друга, спорили, смешивались. Они были почти осязаемы. В комнате, где сбились порченые, плескался океан страха, а с кухни сквозило отвращением и злобой. Астре пропитался эмоциями. Он с трудом держал себя в руках, но среди невзгод витало крохотное утешение: чужаки боялись детей черного солнца. Вряд ли Илана били, зная, что он с Целью. Временами выпивка горячила головы, и мужчины храбрились, но скоро остывали.
– Так ты, оборвыш, узнал, кто из них с какой заразой? – спросил щербатый главарь, обгладывая косточку. – Девка-то сразу понятно какая. С этим обрубленным тоже дело ясное. А остальные?
– А я и узнал почти! – обрадовался Генхард, подскочив к столу, но тут же вскрикнул от пощечины.
– Ты мне в глаза-то не пялься, вшивый!
– Да я и не пялюсь! И не пялюсь я! Хошь обувку твою поцелую? Хошь?
Генхард упал на колени и подполз ближе к ногам главаря с высунутым языком.
– Ах ты собачонка слюнявая! – прорычал щербатый под хохот остальных. – Ты не бреши в сторону. Ты давай выкладывай, как нам на суде про них говорить!
– А я и… я… – Генхард попятился, удивленно округлив глаза. – И не могу я… сказать…
Последнюю фразу он произнес полушепотом, неосознанно повинуясь приказу Астре.
– Чего ты там бормочешь, патлатый?
– Да не помню! Забыл я!
Его долго пинали под ребра, но он молчал.
Ночь и день объединились. Под столом валялась груда банок из-под земляничного вина. Голоса становились громче, разговоры – смелее.
– Слышьте, – сказал, икнув, рыжий верзила. – Эта девка страшная, а та вон, которая с косичками, ничего.
И он загоготал, будто услышал хорошую шутку. Сиина, убиравшая посуду, застыла на полпути к мойке. Внутри Астре поднялась волна страха, он стал судорожно соображать. Побитый Генхард стонал где-то на кухне, помощи от него никакой. Марх и Рори крепко спали в плену мор-травы. Остался только Дорри. Он понял все без слов: накрыл девочку одеялом и сел так, чтобы ее не было видно.
– Нашел хлеб в навозе, – фыркнул темноволосый. – Свяжись-ка с такой! Потом ни на одну девку до конца жизни не глянешь!
– И не гляну? – горячился рыжий. – Да у меня знаешь сколько их было? Эй, патлатый, скажи-ка? Сотня аль две?
Генхард, отходивший от побоев у дальней стены, проскулил что-то невнятное. Сиина умоляюще глянула на Астре. Она воплощала страх причинять боль и ничего не могла сделать.
– Чего ты лыбишься? Не веришь, а? Да я тебе покажу, каков я! – пообещал рыжий, вставая. – Ишь, заартачились! Давеча самого прималя порешили, и где хоть какая напасть случилась? Да нету ее! И теперь не будет!
Он решительным шагом направился к Яни.
– Не трогай! – бросилась к нему Сиина, спотыкаясь об уроненные чашки.
Илан попытался встать. Астре дернулся в сторону девочки. Дорри сжал кулаки и встал перед ней. Верзила отбросил его, как щенка, толкнул Сиину, пнул Астре и сорвал одеяло.
– Не смей! – прохрипел калека, держась за живот.
Яни смотрела на рыжего раскосыми глазенками. Сначала на него, потом на руку, которую он положил ей на плечо. Она аккуратно сняла ее и обхватила обеими ладошками.
Верзила уставился на девочку в недоумении. Все замерли.
– Знаешь, какая у меня Цель? – спросила Яни.
– Какая?
– Сочувствие. Я всех-всех жалею. Я тебя тоже пожалею. Потом.
И она сломала ему запястье. Легко, как хрупкую корочку льда. Рыжий заорал и шарахнулся в сторону. Сиина повалилась на пол рядом с Яни, укрыла ее собой, сотрясаясь всем телом. Следом подскочил Дорри. Астре сидел весь мокрый от пота и ошеломленный. Конечно, он знал, что у Яни дар защищать и что она обладает силой взрослого мужчины. Но не ожидал такого поступка.
– Я вам все сломаю, если подойдете! – крикнула девочка из-за плеча Сиины. – Я сильная! И мою семью мне больше жалко, чем вас, вы поэтому не думайте, что я вас из-за Цели не обижу!
Потом она спряталась за сестру и тихо заплакала.
Ближе к утру, когда почти все дремали, Яни выбралась из объятий Сиины и отправилась мимо спящего Астре на кухню, где громко попросила разрешения дать Генхарду воды.
Ей позволили.
Яни наполнила ковш, подошла к притихшему вороненку и сначала стукнула, а потом приподняла и помогла напиться.
– Ты дурак, – сказала она, обмакивая рукав и протирая окровавленное лицо паренька. – Но мне тебя все равно жалко. Ты противней, чем таракан. И жалко мне тебя меньше, чем таракана. Но пей уж так и быть.
Едва сдержавшая панику от выходки сестры Сиина нервно рассмеялась:
– И чего мы такие родились? Даже врагов своих жалеем. Как тут выжить?
Она прошептала это с досадой, но Астре почувствовал расцветшую внутри сестры гордость за Яни.
Когда открыли ставни, оказалось, что весь чернодень шел снег. Вокруг дома высились рыхлые сугробы, заставшие северян врасплох. Никто не видел, как зима рассыпа́ла по веткам белые горсти. Лишала зелени последние листья. Прикрывала грязь мира тонким серебристым платком.
Астре думал, что от них избавятся в ближайшей деревне, но чужаки решили переправить добычу на главный остров Большой Косы – Валаар, где за порченых была назначена самая высокая цена.
Сиина одела детей во все, что нашлось в доме. По советам Илана сколотили подобие саней для перевозки раненых. Потом пробирались по сугробам к хлеву на окраине деревни, куда прикатили крытую повозку, чтобы доехать до порта. Это были дни холода, темноты и тряски. Илану становилось то лучше, то хуже. Щербатый сказал, что избавится от него, если парень совсем не жилец.
Путешествие по морю проходило в темноте и забытьи. Отвар сон-травы притуплял чувство голода и страха, гасил боль. Благодаря ему Сиина не сошла с ума от предчувствий, а
