Стайлз закачался; приблизившись к Джеку и обдав его запахом джина, он нечаянно плеснул из бокала себе на брюки.
– Вы ведь не станете этого отрицать, Джек? Тайные уединения в студийном зале. Вы слыли честным человеком, Джек, признайтесь, я прав?
– Я не собираюсь ничего отрицать.
– Вы видели мою игру. Сегодня вы – крупнейший в мире знаток моей игры, – громко произнес Стайлз. – Подскажите, что я должен сделать, чтобы улучшить ее?
– Пожалуйста. Вступите в Общество анонимных алкоголиков.
– Спасибо, – глухо сказал Стайлз. – Вы мне очень помогли. Моя мать твердит то же самое. – Он шумно отхлебнул мартини. – Скажите, – продолжил он, – как будет звучать мой голос? Услышат ли в нем зрители искренность и волнение? Горечь и силу? Мужество и грусть? Понравлюсь ли я девушкам, Джек? Моя судьба в ваших руках. Отнеситесь к этому серьезно.
– Я отношусь серьезно к любой работе, – заявил Джек.
– Когда картина выйдет на экран, я, возможно, вчиню вам иск – за иск-кажение художественного образа. – Стайлз громко засмеялся над своим каламбуром. – Тысяч на пятьсот. Эти полмиллиона будут для меня не лишними. Особенно когда станет известно, что в Риме режиссер пригласил какого-то клерка дублировать мою роль. Дома цена на меня здорово подскочит, верно?
– Прекратите паясничать, – сказал Джек; облитый джином, пахнувший перегаром, вцепившийся в него актер, который приблизил свою искаженную гримасой физиономию к лицу Джека, уже начал порядком раздражать его. – Вам некого винить в своих неудачах, кроме самого себя.
– Самая печальная фраза из всех когда-либо произнесенных и написанных. – Рот Стайлза растянулся в улыбке, на губах пузырилась слюна.
Сделав неловкое движение рукой, он задел бокалом плечо Джека. Бокал упал на пол и разбился. Стайлз даже не поглядел на осколки.
– Так им и надо. – Актер воинственно посмотрел по сторонам. – Мерзавцы даже не пригласили меня. Я тут – пария. Меня сторонятся как прокаженного. Но я все равно пришел. И у них не хватило духу сказать: «Вали отсюда, приятель, эта вечеринка – только для леди и джентльменов». Я пришел из-за вас, Джек. Я ваш старый поклонник. Захотел увидеть вас. Вы тронуты?
– Почему бы вам не пойти домой и не проспаться?
– Вы ничего не понимаете, Джек. – Стайлз скорбно покачал головой. – Большой, взрослый человек, а ничего не понимаете. Чтобы заснуть, мне надо выпить еще кварту…
– Желаю хорошо провести время.
Джек собрался отойти, но Стайлз своими дрожащими, но цепкими пальцами удержал его за рукав пиджака.
– Минуту, Джек. У меня есть предложение. – Его голос понизился до громкого, хриплого шепота. Губы как-то обмякли, расслабились. – Уезжайте. Уезжайте из города. Скажите этому подонку Делани, что передумали. Что вам мешает гордость. Что ваша жена при смерти. Что угодно. Уезжайте сегодня вечером. А, Джек? Я компенсирую ваши потери, сколько бы они ни собирались вам заплатить. Из моего собственного кармана, – с отчаянием произнес он; Стайлз поморгал, словно пытаясь удержать слезы, глаза его налились кровью. – Устройте себе отпуск. За мой счет. Если согласитесь, я дам вам обещание до окончания работы над картиной не притрагиваться к бутылке.
Стайлз замолчал и отпустил рукав Джека. Затем громко рассмеялся и вытер рот.
– Я, конечно, пошутил. Черта с два, я не дам вам и цента. Я хотел увидеть вашу реакцию. Какое мне дело до всего этого? Фильм в любом случае получается дерьмовый. Может быть, я найму вас дублировать мой голос во всех моих будущих картинах. Возможно, я обрету новую жизнь в кинематографе. Не скучайте в Риме, братец.
Хлопнув Джека по плечу, он отошел к окну, распахнул его и замер перед ним, всматриваясь в темную улицу, вдыхая свежий воздух, широко улыбаясь.
Джек собрался уйти, хотя до свидания с Вероникой еще оставалось время, но тут заметил, что Делани жестом подзывает его к себе. Вдыхая аромат духов, он пробрался сквозь беседующих гостей.
– Что этот мерзавец Стайлз говорил тебе? – спросил Делани, когда Джек подошел к нему.
– Он пожаловался, что его сюда не пригласили.
– Это не помешало ему явиться, верно? – заметил Делани. – Что-нибудь еще он сказал?
– Обещал заплатить мне, если я уберусь из города. Чтобы остановить дублирование.
– Значит, ему все известно.
– Морис, – снисходительно улыбаясь, сказал Тачино. – Что вы хотите? Это Рим. Последние три тысячи лет здесь никому не удавалось сохранить что-либо в тайне.
– Если он что-нибудь выкинет на съемочной площадке, я дам ему по физиономии. – Делани посмотрел на стоящего у окна Стайлза.
Тачино бросил пренебрежительный взгляд на актера:
– Отныне он будет вести себя хорошо. Я задержал ему на месяц выплату гонорара. У него нет денег на выпивку.
– Теперь я бы голосовал за «сухой закон». Особенно для актеров и писателей. – Делани пожал плечами, как бы закрывая тему, и воинственно добавил: – А еще Клара. Я видел, как она что-то шептала тебе. Что у нее на уме?
– Она собирается нанять хорошую повариху, – сообщил Джек, – чтобы по вечерам тебя ждал дома превосходный обед.
– О господи, – вырвалось у Делани, а Барзелли негромко рассмеялась. – Повариху. Тогда я заточу себя в четырех стенах и буду выходить на волю только к началу съемок.
– Джек, друг мой, – Тачино погладил Эндрюса по плечу, – я просто счастлив. Морис сказал мне, что вы дублируете роль превосходно, с большим чувством.
– Морис – обманщик, – произнес Джек.
– Мы все это знаем, – согласился Тачино. – Морис – обманщик. Иначе что бы он делал в Риме?
Он засмеялся, гордясь своим городом.
– Здравствуйте, Джек.
Незаметно появившийся откуда-то Браттон, актер, который не мог больше работать в Голливуде, присоединился к ним. Он радостно, возбужденно хлопнул Джека по плечу и остановился, протягивая руку. На его печальном, напряженном лице застыла неуверенная улыбка.
– Вы меня помните, Джек?
– Конечно. – Эндрюс пожал ему руку.
– Я услышал, что вы в Риме, – сказал Браттон.
Он торопливо произносил слова хриплым голосом; Браттон явно стремился продемонстрировать добродушие и непринужденность, но всем, в том числе и самому актеру, была очевидна тщетность его потуг. На лбу у него выступили капельки пота. Он напоминал человека, пытающегося попасть на спортивные соревнования по поддельному билету.
– Все дороги ведут в Рим, верно, Джек? – произнес Браттон.
Он громко рассмеялся и тут же, как почувствовал Джек, пожалел об этом.
– Здравствуйте, мистер Делани. – Браттон повернулся к Морису, протягивая ему руку. – Я недавно спросил себя: «Когда же мистер Делани решит, что ему нужен хороший актер, и позовет меня?» Знаете, я еще не забыл английский язык.
– Здравствуйте, Браттон, – бесстрастно сказал Делани, не желая замечать протянутой руки.
Пот блестел на лбу Браттона; актер смущенно поморгал:
– Я протянул вам руку, мистер Делани.
– Вижу, – отозвался режиссер.
Тассети придвинулся к Делани, наблюдая за ним с удовольствием и интересом. Тассети жил ради подобных сцен, он улыбнулся, готовый в любой
