Водитель повернул голову, сверкнул широкой, счастливой, белозубой улыбкой, только его темные глаза остались печальными.
– Он понимает по-английски? – спросил Джек.
– Нет. Но, как всякий итальянец, восприимчив к интонации. Скажи мне, – произнес Делани, – как твоя семья? Сколько у тебя детей? Трое?
– От какой из жен?
Делани усмехнулся:
– От нынешней. Сколько у тебя детей от первых двух, мне известно.
– Двое, – ответил Джек. – Мальчик и девочка.
– Ты счастлив? – Делани изучающе уставился на Джека.
– Ага, – сказал Джек.
Везде, кроме аэропортов и некоторых других мест, подумал он.
– Наверно, мне тоже следовало жениться на француженке, – заметил Делани.
Он состоял сейчас в четвертом браке; третья жена Делани стреляла в него на улице из охотничьего ружья.
– Попробуй как-нибудь.
– Вот закончу фильм и приеду к тебе в Париж, – заявил Делани. – Это пойдет мне на пользу. Полюбуюсь семейной идиллией. Если я когда-нибудь его закончу.
– О чем он? – Джек дотронулся до лежащей на сиденье розовой папки.
– Ничего оригинального. – Делани скорчил гримасу. – Бывший американский солдат, запутавшийся в жизни, попадает в Рим и встречает там свою прежнюю любовь. Средиземноморская страсть, сдобренная англосаксонским чувством вины. Сюжеты с каждым днем становятся все более избитыми.
Замолчав, он угрюмо уставился на плотный транспортный поток.
Джек тоже посмотрел в окно. Они проехали мрачную церковь Санта-Мария-Маджоре.
– Когда-нибудь, – заметил Джек, – по дороге из аэропорта я остановлюсь здесь и посмотрю, как выглядит здание внутри.
– Это единственный город, где меня не тянет в церкви. – Делани сухо усмехнулся. – Хочешь – верь, хочешь – нет, но в 1942 году я даже исповедовался. Это было в Калифорнии. Кардиолог сказал, что мне осталось жить шесть месяцев.
Когда церковь скрылась из виду, Делани добавил:
– В течение нескольких лет нам обоим чертовски везло.
– Да, – согласился Джек.
– Мы приносили друг другу удачу. Словно были на какой-то период застрахованы от провалов.
Он грустно улыбнулся.
– И надо же было начаться проклятой войне. – Делани покачал головой. – Может быть, мы снова принесем друг другу удачу. Как прежде. Это ведь возможно, правда?
– Вполне, – подтвердил Джек.
– Боже, каким ты был тогда красавцем. Проклятая война, – тихо произнес Делани и добавил более оживленно: – В конце концов мы оба остались живы. Не так уж это и мало – жить, да еще в Риме. Ты бывал здесь прежде?
– Два или три раза. По нескольку дней.
– Послушай, – сказал Делани, – у тебя есть планы на вечер?
– Нет, – ответил Джек.
– Ты уверен, что не назначил свидание какой-нибудь истосковавшейся по тебе пышногрудой итальянской кинозвездочке?
– Вынужден напомнить тебе, – мягко сказал Джек, – теперь я – солидный государственный служащий. Прошлое кануло в Лету.
– О’кей. Я позвоню тебе через час. Ты успеешь принять душ, смыть с лица дорожную пыль. Тебя ждет сюрприз.
– Какой? – спросил Джек, когда швейцар открыл дверцу автомобиля, остановившегося возле отеля.
– Увидишь, – загадочно ответил Делани вылезающему из машины Джеку. – Приготовься к увлекательному вечеру. Встретимся в баре через час.
Водитель уже извлек из багажника вещи Джека, швейцар понес их к гостиничному подъезду. Машина отъехала. Джек помахал рукой Делани, повернулся и зашагал вверх по ступеням. Из вращающейся двери вышли две женщины и мужчина. Они преградили путь Джеку, и он остановился. Женщины держали своего спутника под руки словно больного; более рослая из них обхватила рукой его талию. Поравнявшись с Джеком, мужчина внезапно вырвался и, покачиваясь из стороны в сторону, шагнул к нему. На лице незнакомца блуждала улыбка, волосы его были растрепаны, глаза, смотревшие на Джека, налились кровью. Замахнувшись, он ударил Джека.
– Сэнфорд! – закричала одна из женщин.
– О боже! – вырвалось у второй.
Джек отлетел назад. Колонна, оказавшаяся за его спиной, не дала ему упасть. Он тряхнул головой, пытаясь вернуть четкость окружающим предметам, собрался, стиснул кулаки и шагнул к ударившему его нахалу. Но было уже поздно. Сэнфорд опустился на колени; вяло взмахивая руками, точно дирижер перед оркестром, исполняющим медленный вальс, он глупо улыбался Джеку.
– Вы что, с ума сошли?
Джек застыл над обидчиком, касаясь его носком ботинка и ожидая, когда хулиган встанет и его можно будет ударить.
– Arrivederci, Roma[4], – сказал Сэнфорд.
Женщины засуетились вокруг своего спутника; просунув руки ему под мышки, они безуспешно пытались поставить его на ноги. Все трое были явно американцами, женщины, похоже, уже разменяли пятый десяток; коренастому мужчине в измятом костюме было лет тридцать пять.
– О, Сэнфорд, – проговорила более высокая женщина чуть не плача, – что ты творишь?
Ее шляпу украшали две искусственные гардении.
– Позвать полицейского, сэр? – Швейцар, сделав скорбное лицо, застыл возле Джека. – Он тут, на углу.
– Ради бога, не надо… – запричитала женщина с гардениями.
– Пусть этот негодяй поднимется, – произнес Джек.
Потрогав свой нос рукой, он запачкал ее кровью.
Мужчина, устроившийся на ступенях, посмотрел на Джека; голова его покачивалась, на губах играла хитрая самодовольная улыбка.
– Arrivederci, Roma, – запел он.
– Он пьян, – сказала вторая женщина. – Пожалуйста, не бейте его.
Женщинам удалось поставить Сэнфорда на ноги, они принялись поправлять его костюм, что-то нашептывать ему, успокаивать Джека и швейцара; затем заслонили собой пьяного, не подпуская к нему Джека.
– Стоило нам оказаться в Европе, как он запил. Сэнфорд, неужели тебе не стыдно?
Женщина в шляпе не умолкала ни на мгновение, обращаясь то к Сэнфорду, то к Джеку.
– Боже, вы весь в крови. У вас есть платок? Вы погубите свой прекрасный серый костюм.
Она вытащила из сумочки платок и дала его Джеку. Он приложил платок к носу. Вторая дама оттолкнула пьяного в сторону, подальше от Джека, пробормотав: «Сэнфорд, ты же обещал вести себя прилично».
Джек почувствовал, что тонкий надушенный платок быстро намокает. Проникающий в ноздри сквозь кровь аромат показался ему знакомым; он озадаченно, неуверенно принюхался к этому запаху.
Под portico[5] въехало такси, из него вышла пара; пока мужчина расплачивался с водителем, женщина с любопытством уставилась сначала на Джека, затем на пьяного и его спутниц. Ее осуждающий, холодный взгляд вызвал у Джека желание объяснить им, что тут произошло.
Женщина в шляпе снова порылась в сумочке, ни на секунду не закрывая рта.
– Пруденс, – громко зашептала она с бостонским акцентом, – посади этого хулигана в такси. На нас уже смотрят.
Вытащив из сумочки десять тысяч лир, она сунула бумажку Джеку в карман.
– Не надо вызывать полицию, хорошо? Простите его, ради бога. Это вам на химчистку.
– Послушайте, – начал было Джек, вынув деньги из кармана и попытавшись вернуть их женщине. – Я не собираюсь…
– Ну конечно. – Женщина воспрянула духом.
Она протянула швейцару тысячелировую купюру. Люди, заходившие в отель, поглядывали на них.
– Вы очень любезны, – величественно произнесла американка. – А теперь садись в такси, Сэнфорд. Только прежде извинись перед джентльменом.
– Вот что они пели, – кивая и улыбаясь, произнес пьяный, – когда тонула «Дория».
– Выпив, он становится невыносимым, – заявила женщина.
Продемонстрировав недюжинную силу, она впихнула Сэнфорда в автомобиль и захлопнула за собой дверцу.
– Arrivederci, Roma, – донесся из отъезжающей машины голос мужчины. – Итальянские моряки. Команда попрыгала в шлюпки. Вы видели его рожу, когда я ему
