Джек начал погружаться в дремоту, не замечая холодных капель, катившихся за воротник. «Sangue, sangue, – мысленно произнес он. – Как же я мог забыть такое простое слово?»
Глава 3
Придя в бар, Джек не нашел там Делани. Эндрюс успел принять душ, тщательно причесать влажные волосы, надеть отутюженный костюм. Нос его оставался немного припухшим, но кровотечение прекратилось. Душ взбодрил Джека, помог прогнать сонливость, зарядил энергией. В баре было много солидных американцев среднего возраста; они заслужили свои коктейли долгим стоянием перед статуями и алтарями, походами к развалинам и триумфальным аркам, хлопотами, предшествующими аудиенции папы. Все места у стойки были заняты; чтобы взять мартини, Джеку пришлось протиснуться между мужчиной и женщиной.
– Он сказал, что не понимает по-немецки, – произнесла с сильным немецким акцентом женщина, – но я знаю, что он солгал. Все евреи понимают немецкую речь.
– Ты откуда? – спросил мужчина.
– Из Гамбурга, – ответила его рыжеволосая собеседница.
Черное платье с глубоким вырезом спереди плотно облегало ее пышную фигуру; у женщины было хитрое порочное лицо и крупные красноватые руки крестьянки. Джек, за последние несколько лет заходивший в этот бар тричетыре раза, уже видел ее здесь; угадать профессию женщины не составляло труда. Заведение было приличным, и поэтому немка сама не приставала к мужчинам, но у нее, несомненно, была договоренность с хозяином бара.
Немцы, подумал Джек, с отвращением поглядев на женщину, готовы удовлетворять любые запросы послевоенной Европы. Парижские шлюхи хотя бы не выглядят такими самодовольными.
Он повернулся спиной к паре, сидевшей у стойки; держа бокал в руке, обвел взглядом бар. Компания стоявших возле Джека молодых итальянцев загораживала от него ближний угол зала; великолепно подстриженные, в галстуках нежных тонов, повязанных вокруг ослепительнобелых воротничков, они оживленно беседовали; красивые, полные жизненных сил, готовые к любви, преступлению, путешествиям юноши оценивающе разглядывали каждую входившую в бар женщину. Джек позавидовал их внешности, уверенности, молодости, но прежде всего – их непосредственности. Как большинство американцев, Джек всегда скрывал свои эмоции, и эта недостижимая итальянская раскрепощенность, нескрываемое жизнелюбие и бесстыдная доступность заставляли его осознавать собственную неопытность и глупую невинность.
Джек сделал шаг в сторону, чтобы осмотреть весь бар. Он пригляделся к лицам посетителей и понял, что ищет ударившего его мужчину, а также женщин, сопровождавших пьяного. Их в баре не было. Недовольный собой, Джек пожал плечами. «Что бы я сделал, если бы увидел его?» – подумал он.
Допив коктейль, Джек собрался заказать новую порцию, но вдруг заметил вошедшего в зал Делани; Морис был в том же пальто, что и прежде, из кармана торчала кепка. Мягкие светлые волосы Делани падали на лоб. Лицо режиссера выдавало его тяжелый, властный характер.
– Мы опаздываем, – с ходу произнес Делани. – Идем отсюда. Терпеть не могу эту дыру. Здесь собираются одни паразиты.
Он с неприязнью посмотрел на группу итальянцев, на шлюху-немку, на измученных экскурсиями американцев.
Джек заплатил за мартини и вслед за Делани направился к двери.
– Куда мы опаздываем? – спросил он.
– Увидишь, увидишь. – Делани наслаждался заинтригованностью Джека.
Внезапно остановившись, Морис с любопытством посмотрел на своего друга:
– Что у тебя с носом?
– Пьяный ударил меня возле отеля, – смущенно пояснил Джек.
– Когда?
– Через минуту после твоего отъезда.
– Ты встречал его раньше?
– Никогда.
Делани усмехнулся:
– Ты мгновенно включился в бурлящую жизнь Вечного города, да? Я здесь уже пять месяцев, а меня никто еще не ударил.
– Зато тебе успели испачкать воротничок губной помадой. – Джек зашагал к выходу.
Рука Делани непроизвольно потянулась к горлу.
– И где это меня угораздило?
– Клара обедает с нами? – спросил Джек, подойдя к двери.
– Нет. – Делани не стал вдаваться в подробности.
Они сели в зеленый «фиат»; швейцар с армейской выправкой сочувственно поглядел на нос Джека, словно он напомнил ему о грехах собственной юности, и захлопнул дверцу автомобиля.
Делани, расположившись в углу и держа спину очень прямо, смотрел на проносившиеся мимо машины.
– Господи, итальянцы мчатся, как юнцы, мечтающие занять первое место в воскресных автогонках.
– Ну, – отозвался Джек, – французы ездят еще более лихо. Они всегда несутся так, словно спешат забрать свои деньги из банка, который вот-вот разорится. Как-то раз я спросил одного француза, почему они всегда мчатся так быстро. Подумав, он ответил: «Мы проиграли войну».
Делани улыбнулся:
– Ты, видно, стал знатоком французов.
– Французы – непостижимая нация. Ну, Морис, говори – куда мы едем?
– Если ты способен лить слезы, готовься к этому, – сказал Делани. – Скоро увидишь.
Он замурлыкал себе под нос, загадочно улыбаясь. Это была какая-то известная старая песенка, но Делани так безбожно искажал мотив, что Джек не узнавал ее; однако он чувствовал, что она ему знакома и что Делани вспомнил о ней неспроста.
Автомобиль остановился перед кинотеатром.
– Приехали. – Делани вышел из «фиата» и придержал дверцу для Джека. – Я надеюсь, ты потерпишь еще немного без еды.
Морис не спускал глаз с Джека, увидевшего перед собой афишу фильма «Украденная полночь»; это была старая лента Делани. В списке актеров на плакате первым значился Джеймс Роял. У входа висела увеличенная фотография Джека, сделанная лет двадцать назад, еще до ранения, которое испортило ему лицо. Джек уже не помнил себя таким красивым.
– Это еще зачем? – удивился он.
– Я думал, тебе будет интересно, – невинно произнес Делани.
– А я в этом не уверен.
Теперь Джек догадался, что за мелодию напевал Делани в машине. Это была довоенная песенка «Провожая домой мою крошку»; она исполнялась несколько раз в течение фильма, ее мелодию использовал композитор, сочинявший музыку для картины, в качестве лейтмотива, на фоне которого проходили ключевые сцены.
– Об этом позаботился рекламный отдел, – сообщил Морис. – Пусть публика увидит, что создал в молодости знаменитый режиссер, ныне работающий в Риме.
– Ты сам еще не смотрел? – Джек не отрывал взгляда от блестящей, ярко освещенной фотографии.
– Нет, – ответил Делани. – Я решил, что сидеть рядом с тобой во время сеанса – мой долг друга.
– Долг друга, – повторил Джек. – Когда ты видел фильм последний раз?
– Лет десять – пятнадцать тому назад. – Делани взглянул на часы. – Черт с ним. Этот мерзавец опять опаздывает. Не будем его ждать. Он отыщет нас после сеанса.
– Ты это о ком? – спросил Джек, следуя за Делани к кассе.
– Об одном французском журналисте, который пишет обо мне статью для парижской газеты.
Делани протянул в окошечко деньги. Он обращался с итальянскими купюрами так, словно они обжигали ему руки.
– Он назвал себя твоим другом. Его зовут Жан-Батист Деспьер.
– Да, он – мой друг, – радостно подтвердил Джек.
Он познакомился с Деспьером лет десять – двенадцать назад; когда Деспьер возвращался в Париж из своих странствий, они всегда играли в теннис. Джек знал, что присутствие
