– Кому надо, тот знает,– отмахнулся Сивуха.
– А ты-то при чем?! – не унимался молодой.
– Я раньше был правой рукой пана Гаврилы,– обиженно процедил Сивуха.
– Ты?! – не поверил Богдан.– Да не может того быть!
– Да как это не может?! Думай, что мелешь! – Сивуха вскочил из-за стола.
Хома поспешил вмешаться.
– А что мы, братцы, не танцуем?! – выкрикнул бурсак и развернулся к остальным: – Разве ж это веселье, без танцев?!
По всему шинку раздались радостные возгласы. Козаки повскакивали с мест, кто-то робко запел, его поддержали нестройные голоса. Поспешив в середину шинка, Хома сбросил шапку и пустился в пляс.
В мазанку Веры Хома добрался с трудом, когда на дворе уже смеркалось, а шинок опустел. Скинув лапти на входе в горницу, бурсак прошагал до постели и тяжело рухнул, продолжая напевать веселые песенки.
В сенях скрипнула дверь, и сердце парня выжидающе забилось. Он перестал петь. Показалась уставшая Вера и, робко поздоровавшись, хотела, как обычно, юркнуть за занавеску.
Но захмелевший и довольный Хома был радостно смел.
– Вера, не уходите, пожалуйста,– улыбаясь, позвал он.– Мне надобно с вами поговорить.
Вера послушно подошла, скромно опустив густые темные ресницы:
– Чего изволите, пан философ? Может, вы голодны?
– Нет, спасибо,– Хома покачал головою.– Хотя, признаться, я не отказался бы от чарки горилки.
– Сейчас! – подобрав юбку, Вера проворно выпорхнула в сени и вернулась с чаркой.
– Присядьте, пожалуйста,– попросил парень. – Когда вы рядом, мне становится спокойнее на душе.
– Ну, хорошо,– Вера осторожно опустилась на лавку и испуганно поглядела на него.
Хома и сам был напуган. Сделав большой глоток, он спросил:
– Как паныч Авдотий?
– Авдотий быстро поправляется,– Вера улыбнулась.– Скоро вы сможете начать занятия.
– Это хорошо,– пробормотал парень, вглядываясь в ее бледное лицо.– Знаете, Вера, много странного и чудного заметил я у вас на хуторе.
– Что же, например? – наморщив лоб, поинтересовалась Вера.
Бурсак поразмыслил, стоит ли рассказывать о том, как напугал его на псарне вид истерзанной собаки. Передумав, он произнес:
– Я знаю, умер у вас кто-то?
– Маруся,– Вера печально вздохнула.– Несчастный случай, страх такой! это ужасно,– схватив юбку, она стала нервно мять холстину между пальцев.– Никак не могу привыкнуть к тому, что люди иногда умирают,– призналась Вера.
– Это тяжело,– согласился Хома, пожалев Веру и решив больше не задавать вопросов про Марусю.– Тяжело вам здесь? Это не хутор, а крепость какая-то,– семинарист поежился.– К чему вам все эти укрепления? На хутор часто нападают?
Вера с нежностью заглянула Хоме в глаза:
– Не тревожьтесь, паныч. Все с вами будет хорошо. Козаки нас всех защитят.
– Я не только за себя тревожусь,– признался Хома.
– А за кого же еще? – удивилась Вера.
– За вас,– тихо признался парень и покраснел до кончиков ушей.
«Хорошо, что свет от свечи такой тусклый»,– с облегчением подумал он.
Однако ж свет не помешал ему разглядеть, что при его словах Вера вся заалела.
– Почему ж вы считаете, что у нас крепость? – с придыханием спросила она.
– Сегодня утром один козак не дал мне выйти за ворота,– Хома задумался.– Я не знал, что не могу покидать хутор.
– Ну что вы, паныч,– Вера как-то нервно расхохоталась.– Козаки суровые, но справедливые. Померещилось вам, поди. Угощайтесь, пан философ, и ложитесь спать,– ласково прибавила она.
Хома перевел взгляд на худые плечики, на острые груди и бледные тонкие запястья бабы и прошептал:
– Нравишься.
Баба застенчиво подняла глаза и впервые прямо посмотрела на Хому. Парень почувствовал, что земля уплывает у него из-под ног, и протянул к Вере руки. Она не оттолкнула. Продолжая глядеть Хоме прямо в глаза, Вера осторожно взяла у него чарку, поставила ее на стол и приблизилась к гостю. Накрутив на палец курчавый волос Хомы, она кокетливо улыбнулась:
– Ты тоже, хлопец, удался!
Сердце Хомы застучало бешено. Он наклонился, чтобы поцеловать бабу, но тут из-под его рубахи показалось голубое сияние.
– Что это? – испуганно отпрянула Вера.
– Так,– Хома торопливо прикрыл сияние ладонью, но оно все равно проступало сквозь пальцы.
– Ну надо же,– Вера не могла оторвать зачарованных глаз.– Как красиво.
– Хочешь, подарю? – тяжело дыша, предложил Хома.– Проси, что хочешь.
– Ничего мне, паныч, не нужно,– Вера рассмеялась и отстранилась.– Мне только боязно, что вы носите его рядом с крестом,– призналась она.– Вы, конечно, ученый, не то что я,– баба стыдливо потупила глаза.– Но разве так можно?
– Да черт с ним, с этим каменюкой,– прошептал Хома и, стянув амулет, сунул в карман.– Давай мы лучше о нас поговорим?
– О нас? – Вера удушливо покраснела.
– Я как тебя увидел, только о тебе и думаю,– признался парень.
Вера раскраснелась еще сильнее и спрятала лицо в ладони. Хома взял ее за подбородок и поцеловал с большой нежностью.
Баба тяжело и влажно задышала, податливо открывая рот под его поцелуями. Хома робко приобнял ее за талию.
Вера вдруг отстранилась и встала с лавки. Развязав пояс, она медленно расплела косу, разметав по плечам мягкие русые локоны. Скинув юбку и рубаху, она погасила свечу и маленьким пальчиком подозвала к себе замершего от восхищения Хому.
Глава XI
Неприятные известия
Через несколько дней Вера наконец сообщила гостю, что пан Авдотий почти поправился и вскоре они смогут заниматься.
Хома немного волновался, ведь пан сотник все еще не повидался с ним, и новоиспеченный учитель почти ничего о нем не знал, кроме скудных рассказов козаков о том, что сотнику уже долгое время нездоровится. Приказчик тоже куда-то пропал, на хуторе воцарилось спокойствие и безделье.
Кроме того что каждое утро Хома просыпался со страшными головными болями и ломотой в теле, он был абсолютно счастлив жить с Верой. Скромная баба заботилась о нем, просила его никому не рассказывать об их любви, но Хома и сам не собирался этого делать. Каждое утро с благодарностью принимал он ухаживания Веры, лечившей его своими травами и настойками, без которых, казалось, он не смог бы и подняться. А каждую ночь ждал ее сильнее всего на свете.
Вера встревоженно осматривала его по утрам, растрепанная, мягкая, стараясь понять, что за недуг мучает ее милого, но пока, увы, не могла.
И вот одним таким утром она сообщила Хоме, что Петро и Авдотий уже ждут его в панском курене.
Собравшись, Хома робко вошел по ступеням в богатый дом, за которым он так долго и трепетно наблюдал снаружи. Удивило Хому то, что внутри курень выглядел крайне просто. В просторной гостиной, куда он попал сразу из сеней, почти не было мебели, кроме тяжелого длинного стола да лавок по бокам. Лавки и стол были такими огромными, что парень подивился, как их сюда занесли. По стенам не висело оружие, что было крайне непривычно для казачьих куреней. Угла с иконами Хома тоже не заметил. Обстановка была скудной и неуютной.
Встретила его морщинистая баба в платке с мертвенно-бледным лицом и усадила в специально отведенный для учебы угол.
Разглядывая, как она неторопливо разжигала
