Вы меня спасли. Вы нас обоих с Марьяной спасли… Сейчас все уже видится не в таком черном свете, как вчера. До свидания. Звоните. Буду ждать.
Когда стремительный Терехов ушел, Саша оглядела свою кухонную мебель со светлыми желтыми панелями. Она специально выбирала такие, чтобы в помещении, где она больше всего любила находиться, было светло. И что же теперь? Если исходить из идеи «День и Ночь», то светло уже не будет… То есть должно быть одновременно и светло, и темно… И как же это может быть одновременно?
Саша взяла чистый альбомный лист, не использованный Тереховым, остро заточенный им карандаш и принялась рисовать цветы. Сначала с раскрывшимися солнечными венчиками, потом голубые, закрывающиеся на ночь… Потом принесла краски и так увлеклась, что проработала на кухне почти всю субботу, пока не почувствовала, что зверски проголодалась.
Часы показывали без четверти семь часов вечера. На полу веером лежали эскизы розеток и орнаментов, которыми можно было бы украсить мебельные панели.
В воскресенье Саше позвонил Халаимов. Она делала уже шестой вариант розетки и отвлеклась от своей работы с большим неудовольствием. Владимир Викторович сразу уловил его в ее тоне и спросил:
– Ты совершенно не хочешь меня знать, Саша?
– Нет… но… – замялась она.
– Ты, наверное, думаешь, что я сказал тебе о любви спьяну?
Саше стыдно было признаться, что все это время, работая над предложением Терехова, она ни разу не вспомнила ни о Халаимове, ни о его любви.
– Молчишь… – усмехнулся в трубку Владимир Викторович. – А я не спьяну сказал. Я могу еще тысячу раз повторить это. Мне очень хотелось бы повторить… Можно я приеду, Саша?
– Нет! – слишком поспешно выкрикнула она.
– У тебя кто-то есть?
У нее никого и ничего не было, кроме предложения мужа Марьяны Валерьевны, работа над которым заполнила все ее существо. Впервые за много лет, прошедших со смерти ее учительницы росписи по дереву, кого-то заинтересовали ее работы, заинтересовала ее сущность художницы и фантазерки.
– Нет, Володя, у меня никого нет. Просто я очень занята, честное слово.
– Что ж! Уже одно только обращение «Володя» очень обнадеживает. Может быть, ты сможешь освободиться вечером?
– Нет… Вечером я тоже не смогу… Понимаешь, мне тут неожиданно работу предложили, которую я очень люблю… Я всю жизнь об этом мечтала.
– И что же это за работа?
– Я не буду пока ничего говорить. Сглазить боюсь…
– Ну хорошо… Тогда… до завтра?
– Конечно, до завтра!
– Целую тебя, Сашенька.
Саша осторожно положила на рычаг трубку и с ужасом уставилась на себя в зеркало, висящее напротив. Она была нечесана, испачкана краской, с глубоко запавшими глазами и серым лицом. Она измучила себя рисованием и совершенно не взволновалась словами самого красивого мужчины, который только встречался ей в жизни: «Целую тебя, Сашенька». Ей уже не нужны были ничьи поцелуи. Ей нужна была только работа, которую предложил ей Влад Терехов.
В инспекцию взмыленная Саша влетела с пиканьем часов. Вообще-то она еще никогда в жизни не опаздывала на работу. Но вчера просидела над рисунками чуть ли не до трех ночи, а к утру так разоспалась, что даже не услышала звонка будильника. Неизвестно, когда она вообще проснулась бы, если бы не соседский карапуз Ленечка, который терпеть не мог ходить в детский сад. Каждое утро мальчишка устраивал на лестничной площадке митинг протеста и иногда даже ломился в соседские квартиры в поисках политического убежища. Благодаря завываниям Ленечки Саша проснулась и даже почти не опоздала на работу.
Конечно, все уже были на местах. Марьяна Валерьевна одарила ее таким ненавидящим взглядом, что Саша, сбросив дубленку и шапку, даже не стала расчесывать спутанные волосы, чтобы не вывести начальницу окончательно из себя. Она пригладила их пятерней, свернула в не слишком опрятный узел, заколола дежурной заколкой с покривившимся кончиком и бесшумно проскользнула за свой компьютер.
В отделе висела до предела наэлектризованная тишина. Все вроде бы занимались работой, но Саша видела, как напряжена спина Марьяны, как кусает губы Эльмира и как бегают глаза у Тамары Ивановны. Наверное, после Сашиного ухода из ресторана там произошло еще что-нибудь из ряда вон выходящее. А может быть, Терехова узнала, где провел ночь ее собственный муж? В теплом помещении Саше вдруг стало холодно. Решив набросить на плечи шарф, она подошла к шкафу с верхней одеждой, и в этот момент открылась дверь, а в образовавшейся щели показалась голова Ольги. Ольга, моментально вцепившись в Сашин локоть, вытащила ее в коридор и быстро пошла, не оглядываясь, на второй этаж. На лестнице Саша вырвала свою руку у подруги и спросила:
– Зачем мы туда идем?
– Затем, чтобы быть от Тереховой подальше.
– Да? А что… – Саше вдруг сделалось плохо до тошноты. Марьяна наверняка узнала о муже. Может, он ей вообще сам сказал, где ночевал, чтобы отыграться. Может, наплел, что между ними что-то было. Саша сглотнула липкий ком у горла и сказала: – Ничего же не было…
– В каком смысле? – Ольга опять схватила подругу за руку и потащила в зимний сад, организованный на втором этаже их здания. – Ну-ка объяснись! Я еле вытерпела эти выходные. При Кирилле ведь не позвонишь, не спросишь…
Саша села на скамеечку под разросшейся китайской розой, потерла абсолютно не накрашенное лицо ладонями и спросила:
– Что тебя конкретно интересует?
– Меня конкретно интересует все! – Ольга плюхнулась рядом с подругой, придвинулась к ней как можно ближе и даже доверительно взяла под руку.
– Я не знаю, что тебе сказать, Оля, честное слово… – тяжело вздохнув, сказала Саша. – Все так запуталось… Может, ты сначала расскажешь, не произошло ли в ресторане чего-нибудь непоправимого, когда я ушла? Наши женщины в отделе какие-то странные, напряженные, злые… А я будто виновата…
– А я всегда говорила, что бабьему коллективу нельзя праздновать с мужьями! Как работаем без мужичья, так и праздновать надо без них. Или с какими-нибудь чужими людьми. Приглашать, к примеру, соседнее отделение милиции. А то себе дороже получается. Как банкет – так разбитые семьи!
– Ну… и?
– Ну и опять разбитые! – выпалила Ольга.
– Чьи?
– А то ты не знаешь…
– Да не томи ты, Ольга! Что я могу знать, кроме того, что и так все знали до этого праздника.
– Ну, не скажи! До этого праздника никто не знал, что у тебя любовь-морковь с Халаимовым.
– А теперь что, все знают? – еле ворочая языком от ужаса, прошептала Саша.
– Лично я, честно говоря, не в курсе. Я никому ничего не говорила, а держит ли язык за зубами твой Володечка – мне неизвестно.
Саша потерянно молчала.
– Саш, – Ольга ткнула ее локтем в бок, – а как у вас все получилось-то?
– Сама не знаю, как-то вдруг раз – и получилось…
– Ну а как он… в смысле, как мужчина? А то знаешь, иногда бывает, что мужики напускают на себя та- а-кую крутизну, а сами ничего собой и не представляют. А у этого, может, вообще все в красоту ушло, а, Саш?
– Все нормально, Ольга.
– Тебе, кстати, здорово повезло!
– Это в чем же?
Ольга наклонилась к самому уху подруги и прошептала:
