Мия посмотрела в эти горько-шоколадные глаза, тьма задрожала у ее ног. Однажды она думала, что они с Фурианом такие же разные, как истиносвет и истинотьма. Но теперь поняла, что это ложь. Между ними было глубокое сходство – как у крови и кости. Оба пленники прошлого. Оба запредельно одержимы победой в «Магни». Фуриан – для искупления, а Мия – для отмщения.
Девушка сжала челюсти и покачала головой. Испытывая соблазн ответить. Взглянуть ему в глаза и увидеть, наградит ли он ее хоть каплей понимания. Он, как никто другой, должен ее понять. Но Мия знала, что это бесполезно. Фуриан искал прощения за свои грехи от самого бога. Мия стремилась отрезать руки того же бога за их грехи. Чтобы один из них выиграл, другому придется проиграть. И никто из них не уступит победу. Это не сказка. Между ними не было теплых чувств: ни любви, ни дружбы. Только соперничество.
И был лишь один способ положить ему конец.
– Набирайся сил, Фуриан, – сказала Мия.
Девушка вновь посмотрела на это ослепительное небо.
– К концу недели они тебе понадобятся.
Кап.
Серебро у горла.
Кап.
Камень под ногами.
Кап.
Железо в сердце.
Мия сидела в темноте под ареной и просто слушала. С потолка капала соленая вода, ударяясь о пол камеры. Все эти годы. Все эти мили.
Утром, так или иначе, все закончится.
Их доставили на берег прошлой переменой, как только администраты одобрили казнь. Все перемены были расписаны – игры начались еще пять перемен назад, и государство уже убило сотни заключенных. Эдиторам было трудно найти место для еще одной казни на завтрашнем шоу, но такое зрелище, как целый манеж гладиатов отправят гнить в могилах, послужит гнусным примером для остальных коллегий. Посему Соколы Рема должны были предстать перед судом в пятиминутном перерыве после финальной гонки эквилл. Их лишат жизни, пока зрители будут заказывать еду или мчаться в уборную перед главным событием.
А после обеда, после их смерти, начнется «Магни».
Кап.
Кап.
Мия сидела одна в своей камере и прислушивалась к звукам торжества, рев колоссальной толпы сотрясал даже камень у ее ног. Чемпионам каждой коллегии предоставили немного уединения – каменные стены, чистую койку. Две небольшие аркимические сферы излучали теплый непрерывный свет. Через небольшое окошко в тяжелой дубовой двери просачивался свежий воздух, ароматы с кухни, а также запах крови, масла и железа. Мия гадала, в каких условиях содержали Сидония и остальных. Как долго их заставят страдать, прежде чем они в последний раз выйдут на пески. Мистер Добряк сидел в ее тени и наблюдал своими не-глазами. Шепча, что скоро, так или иначе, все закончится.
Девушка не ответила.
Когда накануне их с Фурианом повели по оживленному району костеродных в недра арены Годсгрейва, ее поразили размеры сооружения. Разумеется, она видела ее в детстве, но никогда вблизи. Большой продолговатый стадион был вырезан в самом Хребте, простираясь на сотни метров; трибуны концентрическими кольцами тянулись ввысь на четыре яруса. Повсюду виднелись изящные арки и рифленые контрфорсы, мрамор и могильная кость, внутренний круг опоясывали скульптуры Всевидящего и Четырех Дочерей. Чудо инженерной мысли, свидетельство изобретательности архитекторов и страданий рабов, которые строили эту арену, памятник могучей власти, красоте и, прежде всего, жестокости Итрейской республики.[46]
Сегодняшний «Венатус» подошел к концу, зрители с широкими улыбками и округлившимися глазами потоком изливались на улицу. По всему городу зазвенели колокола соборов, призывая верующих на мессу. Поскольку в небе открылись все три глаза Всевидящего, более набожные жители республики готовились к неночи молитвы и публичного благочестия, в то время как менее религиозные – к неночи приватного распутства.
Их восторг достиг аркимических высот, от предвкушения «Магни» голова шла кругом. Мия слышала удары гигантского механизма под полом, пока священники Железной Коллегии проверяли, все ли готово к завтрашнему торжеству. Это величайшее событие в итрейском календаре, праздник республики и бога Света. Завтра на глазах у любопытной толпы пройдет самое грандиозное зрелище под солнцами; великий консул коронует сильнейшего воина Итреи золотым венком, а Правая Рука Бога подарит ему свободу.
О таких событиях слагали легенды.
Кап.
Мия смотрела в пустоту.
Кап.
И молчала.
Кап.
Вместо этого она прислушивалась к эху удаляющейся толпы, топоту легионеров, патрулирующих недра арены, шороху метлы раба, подметающего коридор. И больше всего – к собственным мыслям.
«Здесь я точно не погибну».
Девушка покачала головой и сжала кулаки.
«Меня ждет слишком много убийств».
Шорох метлы затих за ее дверью. Она услышала шелест ткани, тихую мелодию металла, легкий щелчок механического замка на двери. В клетку прошел мужчина, его спина сгорбилась от старости, седые волосы топорщились над парой знакомых пронзительных глаз.
– Что ж, – сказал старик, закрывая дверь. – Апартаменты не из тех, которыми стоит хвастаться родственникам, но обитатели этого места оставляют желать лучшего.
– Меркурио!
Мия вскочила с пола и крепко обвила его руками. Епископ Годсгрейва широко улыбнулся и заключил ее в не менее бурные объятия. Она чуть не расплакалась, почувствовав, как печаль и боль последних перемен внезапно немного поубавили в весе. Напряжение спадало с нее на равнодушный каменный пол. Мия так сильно его сжала, что старику стало трудно дышать, и он гладил ее по спине, пока она наконец не ослабила хватку и не вытерла кулаками глаза.
– Бездна и кровь, как же я рада тебя видеть, – выдохнула девушка.
– И я тебя, вороненок, – улыбнулся ее бывший наставник.
– Хорошо выглядишь.
– А вот ты видала деньки и получше, – ответил он, касаясь шрама на ее щеке. – Как ты тут справляешься?
– Неплохо, – Мия пожала плечами. – Из-за истиносвета сложно работать с тенями. Еда дерьмовая. И я умираю от желания покурить.
– Ну, с первым и вторым никак помочь не могу, – сказал епископ. – Но вот с третьим…
Меркурио потянулся за пазуху своей изношенной туники и выудил тонкий серебряный портсигар. Лицо Мии просияло, когда он достал две сигариллы и прикурил их кремневым коробком. Она чуть ли не вырвала сигариллу из руки старика и затянулась так, будто от этого зависела ее жизнь. Застонав, девушка прислонилась к стене и откинула назад голову, выдыхая гвоздичное облачко в воздух и облизывая сладкие губы.
– Черный Дориан, – вздохнула Мия.
– Лучшие сигариллы в Годсгрейве, – улыбнулся Меркурио.
– Зубы Пасти, я тебя сейчас расцелую…
– Оставь свои благодарности на завтра, – ответил он. – Можешь отблагодарить меня тем, что сохранишь свою дурью башку на плечах.
– Сложная задачка, – ответила она.
– Наша юная донна Ярнхайм посвятила меня в подробности ваших приключений вне Годсгрейва, – сказал Меркурио. – Слава Черной Матери, что она
