Но впереди шли люминаты и группа работников арены. Они маршировали по каменной арке, внизу плавали толстые и сытые штормовые драки. Целый центурий солдат, облаченных в доспехи из могильной кости, их солнцестальные клинки светились священным пламенем. Дойдя до крепости, они окружили Мию, а работники принялись скидывать тела поверженных гладиатов в пенящуюся воду внизу. Девушка кинула быстрый взгляд на труп Фуриана, наблюдая, как он переворачивается в воздухе и со всплеском приземляется в синь, чернота у нее ног пошла рябью. Перед Мией встал центурион люминатов и молча протянул руку, глядя на ее окровавленный гладиус. Мия, не мешкая, отдала клинок.
Пока толпа скандировала и кричала, слуги быстро смыли кровь, собрали упавшее оружие и кинули в воду к трупам их хозяев, после чего поспешили обратно по мосту. Мия осталась одна, окруженная люминатами со всех сторон, сотня против ее одной.
– Преклонись, рабыня, – приказал центурион.
Мия сделала, как было сказано, упираясь коленом и кулаком в камень и склонив голову.
Ее стилет из могильной кости снова был спрятан в браслете на запястье.
Прозвучали фанфары. Началось торжественное шествие. Первым шел Дуомо, его широкие плечи выпрямились, борода топорщилась. Он поднял три пальца и шествовал по мосту в окружении легионеров. Дальше шел Скаева, приветствуя ликующую толпу, сын на его плечах держал золотой венок победителя. Мия не поднимала голову, злобно наблюдая из-под ресниц за приближением кардинала. Люминаты вокруг нее расступились, чтобы позволить ему пройти.
Дуомо остановился перед ней и посмотрел с ласковой улыбкой. Прошли годы с тех пор, как он видел ее в последний раз. У нее было новое лицо и новые шрамы, много говорившие о ее жизни. Но, глядя в его глаза, Мия пыталась увидеть хоть толику узнавания. Понимания, кто преклоняется перед ним. Какого-то признания всего, что он сделал.
Ничего.
«Он меня даже не знает».
Скаева неспешно шел позади своего собственного отряда люминатов. Вместе с сыном махал рукой толпе. И, когда он и его свита подошли ближе, ближе, среди упрямых бабочек, трепещущих в животе, Мия ощутила его. Уже знакомое чувство.
Голод.
Вожделение.
Тоску головоломки, ищущую свой последний элемент.
«Зубы Пасти…»
Ее глаза расширились. Во рту пересохло и появился привкус пепла.
«Кто-то среди них даркин…»
Она окинула взглядом солдат, но не почувствовала ни намека на голод. С колотящимся сердцем посмотрела на Дуомо, но нет… это невозможно. Она видела, как он держал в руке святую троицу – будь он даркином, освященный символ Аа отпугнул бы его, как ее…
О, Черная Мать…
«…Скаева?»
Ее желудок ухнул вниз. Глаза округлились. Но ведь она видела его во время истинотьмы, когда напала на Базилику Гранде. Там, среди скамей в святом доме Аа, он спокойно сидел рядом с верующими в Отца Света и никак не реагировал на священный символ. Но…
О, Черная Мать…
«Мальчишка…»
Сын Скаевы.
Она встретилась с ним взглядом, лоб мальчика недоуменно сморщился. Темные волосы и темные глаза, прямо как у нее. И когда невыносимое чувство спустилось еще ниже, к самым пяткам, тогда в его лице, линии скул или, быть может, в форме губ Мия увидела…
«Люминус инвикта, безбожница, – сказал Рем, поднимая меч над ее головой. – Я передам от тебя привет брату».
…она увидела.
– Ты уже имеешь все, что хотел, – сказала Алинне. – Свою ничтожную победу. Свою драгоценную республику. Полагаю, это греет тебя по ночам.
Консул Юлий посмотрел на Мию, его улыбка стала темной, как синяк.
– Хочешь знать, что греет меня по ночам, малышка?
«Нет…»
Мия часто заморгала во мраке и спешно обежала взглядом камеру.
– Мама, где Йоннен?
Донна Корвере беззвучно, одними губами пыталась произносить слова. В отчаянии она царапала себе кожу, впилась руками в грязные волосы. Стиснула зубы и закрыла глаза, из которых по щекам полились слезы.
– Его нет, – выдохнула она. – Он с отцом. Его нет.
Она не говорила, что он мертв.
Лишь то, что его нет.
Что он с…
…нет.
«О, мама, пожалуйста, нет…»
– Папа, – сказал мальчик на плечах Скаевы.
– Да, сынок? – ответил консул.
Ребенок прищурил свои чернильно-черные глаза. Посмотрел прямо на Мию.
– Я голодный…
Мия потупила взгляд в пол. Ее сердце громыхало, несмотря на все усилия Мистера Добряка и Эклипс. Пульс под кожей участился. Мысль была слишком отталкивающей, чтобы в нее поверить, слишком мерзкой, слишком ужасающей, но, вновь посмотрев на мальчика, она увидела. Форму глаз матери. Изгиб ее губ. В голове пронеслись воспоминания о младенце, с которым она играла в детстве, шесть лет и целую жизнь тому назад. Они затопили ее разум и грозили излиться из горла в форме крика.
«Йоннен.
О, милый малыш Йоннен.
Мой брат жив…»
Разум вскипел. Сердце выбивалось из груди. Пот жалил глаза. Мия сжала руки в кулаки и впилась костяшками пальцев в камень, когда кардинал Дуомо, стоящий перед ней, широко развел руки и поднял лицо к небу.
«Терпение».
– Отец Света! – крикнул Дуомо. – Творец огня, воды, бури и земли! Мы призываем тебя быть свидетелем на твоем священном празднике! По праву сражений и испытаний, перед твоими всевидящими глазами, мы называем эту рабыню свободной женщиной и молим тебя оказать ей честь своей милостью! Встань и произнеси свое имя, дитя, чтобы все знали своего победителя!
«Терпение».
– Ворона! – ревела толпа. – ВОРОНА!
Имя эхом отражалось от стен арены.
Резонанс.
Предостережение.
Благословение.
– Ворона! Ворона! Ворона! Ворона!
Девушка медленно встала с силой горы, опаленная тремя горящими солнцами.
– Меня зовут Мия, – тихо произнесла она.
Рука скользнула к стилету из могильной кости на запястье.
– Мия Корвере.
Глаза Дуомо расширились. Скаева сморщил лоб. Клинок просвистел в воздухе и перерезал глотку кардинала от уха до гребаного уха. Он попятился, из раны фонтаном полилась темная кровь, пальцы потянулись к рассеченной сонной артерии и яремной вене. Его кровь забрызгала ей лицо, густая, алая и такая теплая на губах. Мия пришла в движение, люминаты пришли в движение, все вокруг пришло в движение. Толпа закричала от ужаса. Кардинал рухнул на камень. Люминаты издали боевой клич и подняли клинки. А девушка. Клинок. Гладиат. Дочь убитых родителей, дитя неудавшегося восстания, победительница величайшей кровавой игры, которую когда-либо видела республика… она рванула вперед.
Прямо на Юлия Скаеву.
Страх выбелил его прекрасное лицо, темные глаза расширились от ужаса. Люминаты попытались ее остановить, но она была быстрой, как тень, острой, как бритва, и твердой, как сталь. Скаева закричал, снимая сына с плеч, глаза мальчика округлились от страха. И когда желудок Мии сделал кувырок, консул поднял перед собой сына, как щит. Самый трусливый среди трусов, он кинул мальчишку прямо в лицо Мие.
Она вскрикнула, вытянув руки, пока ребенок размахивал ими в полете. Мир замедлился, солнца били ей спину, жар огня
