– Вы мне скажите.
– Твои ребра сломаны, – ответила девочка. – Синяки будут ужасными, но ты поправишься. Порезы на лице быстро заживают. Хотя, я боюсь, что останутся шрамы.
Внезапно эта мысль запылала ярче, чем боль от ранений. В детстве она никогда не была симпатичной – что такое красота, она узнала лишь после того, как Мариэль соткала ей лицо в Тихой горе. И, по правде, Мия наслаждалась силой, которой та наделяла.
Девушка гадала, что скажет Эшлин. Как будет смотреть на нее теперь, и возненавидит ли она свое отражение в этих голубых, как опаленные небеса, глазах. На секунду она пожалела, что не может вернуться в гору, где Мариэль исправила бы все изъяны одним мановением руки. Мия знала, что теперь этот вариант для нее навеки под запретом, раз уж она пошла против Церкви. А значит, эти шрамы и клеймо на лице ей придется нести до самой смерти.
Мия представила отца, качающегося и задыхающегося перед толпой. Мать, плачущую и истекающую кровью на ее руках. Брата, умирающего младенцем в темной яме.
И, убрав руку с лица, пожала плечами.
– Выбор между посредственностью и красотой и вовсе не выбор. Но любой дурак знает, что выглядеть опасным лучше всего.
Губы Леоны изогнулись в безрадостной улыбке, и она медленно покачала головой.
– Ты мне нравишься, Ворона. Да поможет мне Всевидящий, но это правда. Я не знаю, кем ты была прежде, но за твою помощь, оказанную чемпиону, и доблесть на арене я всегда буду благодарна.
– Любопытно, скажет ли то же самое ваш чемпион, домина…
Взгляд донны вернулся к Фуриану, пальцы так сильно сжались на серебряном торквесе, что побелели костяшки пальцев. Мия гадала, как часто навещала его донна с момента отплытия из Уайткипа. Неужели она действительно была к нему неравнодушна? Что бы сказал на это все Аркад, если бы знал…
– Возможно, нам стоит вернуться на палубу, домина? – пробормотала магистра, сжимая ее руку. – Пусть отдыхают.
Леона часто заморгала, будто очнулась от сна. Но затем кивнула и позволила увести себя. Дойдя до двери в каюту, она остановилась и оглянулась на Мию.
– Спасибо, Ворона, – пробормотала женщина.
И с этими словами ушла.
Перемену за переменой «Славолюбец» мчал по Морю Мечей, подгоняемый в спину попутным ветром. Леди Океанов была милосердна, и корабль пришвартовался в гавани Вороньего Покоя на добрых двадцать часов раньше графика. Но даже с Матерью Трелен на их стороне, похоже, удача покинула Фуриана Непобедимого.
Как и предполагала Личинка, его инфекция переросла в сепсис. К тому времени, как они прибыли в Вороний Покой, плоть на его груди и горле потемнела, приторная вонь гниения окутывала мужчину, как туман. Личинка с Мией делали все возможное, чтобы он не очнулся, но он все равно часто просыпался и терял сознание. В бодрствовании чемпион почти ничего не понимал, а во сне бормотал навеянную лихорадкой чепуху. Что будет значить его смерть для коллегии Леоны, Мия не имела ни малейшего представления.
Подготовленный фургон быстро привез их в Воронье Гнездо, копыта лихорадочно били по склону. Похоже, познания Мии в травах впечатлили донну, и посему она ехала в компании с Личинкой, стонущим во сне Фурианом, Леоной и магистрой. Аркаду и остальным гладиатам пришлось взбираться на утес пешком.
У ворот их встретил капитан Ганник, и личные стражи Леоны отнесли Непобедимого в дом. Несмотря на боль в сломанных ребрах, оказавшись в лазарете Личинки, Мия начала искать ингредиенты, которые помогут остановить заражение крови. Сама Личинка скрылась в сарае в углу двора. Бледная от беспокойства Леона суетилась рядом, как заботливая наседка, прижимая платок к носу и рту, чтобы хоть заглушить зловоние.
– Ты можешь его спасти? – спросила она.
Мия лишь нахмурилась и вздохнула, роясь в сундуках и ящичках Личинки. Девочка не соврала – похоже, прошли месяцы с последнего раза, когда Леона давала ей деньги на пополнение запасов. Даже при всех своих знаниях, которые Мия черпала у Паукогубицы и из своей любимой потрепанной книги «Аркимические истины», работать было не с чем.
– Нам нужен святокорень, – заявила она. – «Непорочность». Что-нибудь для снятия отека, оловянная ягода или мочевой пузырь рыбы фугу. И лед. Много льда. Эта лихорадка сжигает его, как гребаную свечку.
– Ты умеешь писать? – спросила Леона.
Мия подняла бровь.
– Ну да.
– Составь список, – приказала донна. – Всего, что требуется.
Личинка вернулась из сарая, покачиваясь под тяжестью старого оловянного ведра. Затем громко поставила его рядом с головой Фуриана на запятнанную кровью плиту и начала снимать пропитанные гноем повязки с его шеи и груди.
– Что ты делаешь? – спросила Мия.
– Помнишь, ты спрашивала, почему у меня такое прозвище?
– Ты сказала мне молиться, чтобы никогда не узнать.
Девочка прикрыла нос предплечьем, кривясь от смрада гниющих ран Фуриана.
– Что ж, ты плохо молилась.
Мия заглянула в ведро и увидела большой извивающийся ком; сотню крошечных белых тел с черными головами, слепо кусающими воздух. Девушка прижала ладонь ко рту, по ее горлу начала подниматься желчь при виде этих ползающих, корчащихся…
– Четыре Дочери, – подавилась она. – Это…
– Личинки, – закончила девочка. – Я вывожу их в сарае.
– …Бездна и кровь, зачем?
– Что едят личинки, Ворона?
Мия посмотрела на плоть на шее и торсе Фуриана. Инфекция проникла глубоко: раны покрывал гной, мышцы и кожа разлагались. Вены под раной потемнели от заражения, распространяя его дальше с каждым биением сердца.
– Гнилое мясо, – прошептала она. – Но что не даст им съесть…
– Свежее?
– Ага.
– Две банки на полке за твоей спиной. Неси их сюда.
Мия нашла банки, вчитываясь в каракули сбоку. Затем посмотрела на девочку и невольно расплылась в улыбке.
– Уксус и лавровые листья. А ты и вправду очень хороша.
Личинка невесело улыбнулась и начала выкладывать личинок на рану, посыпая ими, как солью, гнилую плоть. Несмотря на гениальность идеи, Мию тошнило от этого зрелища, и она начала записывать на вощеной дощечке список всего, что потребуется, чтобы держать Фуриана в бессознательном состоянии, остановить распространение сепсиса и избавить его от лихорадки. Затем девушка показала список Личинке. Та долго всматривалась, но затем кивнула и передала его Леоне.
Донна тоже пробежала взглядом по дощечке и вручила ее магистре.
– Антея, отправляйся в город, – приказала она. – Найди все, что просит Ворона.
Магистра прочитала список и подняла бровь.
– Домина, но стоимость…
– В бездну стоимость! – огрызнулась Леона. – Делай, как я приказываю!
Пожилая женщина посмотрела на Мию с Личинкой, поджав губы. Но затем вернула взгляд к своей госпоже и низко поклонилась.
– Ваш шепот – моя воля, домина.
Магистра вышла во двор вместе с дощечкой. Донна Леона осталась, не сводя глаз с Фуриана и кусая измученные ногти.
– Он должен жить, – прошептала она.
Приказ.
Надежда.
Отчаянная мольба.
Но что было тому причиной – беспокойство за Фуриана или беспокойство за «Магни», Мия не знала.
Они работали не покладая рук до самой неночи. Личинка высыпала извивающихся опарышей на раны Фуриана, обмазывая
