– О да, у меня были мои книги, мои мысли. Мои воспоминания. Но все это преходяще.
Фэннинг помолчал.
– Подумай об этом месте, Эми, – сказал он, обращаясь к ней напрямую. – Представь себе, каким оно было когда-то. Все спешат, бегут. Встречи. Свидания. Ужин с друзьями. Сколь потрясающе живым оно было. Пора на работу. Пора есть. Пора спать. Пора любить и быть любимым, пока не настанет пора умереть.
Он пожал плечами.
– Но я отвлекся. Ты же пришла, чтобы убить меня, не так ли?
Он повернулся к ней лицом. Она увидела его правую руку, в которой был меч.
– Чтобы не было недомолвок, позволь сказать, что я ни в коей мере на тебя не в обиде. О контрэр, мон ами. Это, кстати, по-французски. Лиз всегда говорила, что это признак истинно образованного человека. Я никогда не был талантлив к языкам, но когда у тебя столетие, которое надо потратить, начинаешь искать что-то новое. Есть предпочтения? Итальянский, русский, немецкий, голландский, греческий? Как насчет латыни? Мы можем обо всем говорить хоть по-норвежски, если захочешь.
Не открывай рот, приказал Эми ее мозг. Используй молчание, поскольку это все, что у тебя есть.
Лицо Фэннинга стало грустным.
– Что ж, воля твоя. Я всего лишь пытался немного поболтать.
Он небрежно махнул рукой.
– Давай-ка на тебя поглядим.
Ее снова схватили руки: крупный самец и самка, немного поменьше, с редкими прядями седых волос на гладком черепе. Они схватили ее под локти и потащили вперед, ее ноги скользили по плитке. Бесцеремонно швырнули ее на пол.
– Я сказал, аккуратнее, чтоб вас!
Фэннинг навис над ней, мрачный, будто грозовая туча. На смену ореолу добродушия и уверенности пришла ярость.
– Ты, – сказал он, показав острием меча на самца. – Иди сюда.
В глазах создания мелькнуло сомнение – или ей это показалось? Зараженный быстро подбежал. Рухнул на колени к ногам Фэннинга и покорно склонил голову, будто послушный пес.
– Слышите меня, все? – громко сказал Фэннинг. – Слышите мои слова, будь вы прокляты? Эта женщина – наш гость! Она не багаж, которым можно кидаться! Я ожидаю от вас уважительного к ней отношения!
Он поднял меч, и Эми прикрыла голову. Хруст, скрежет, удар чего-то тяжелого, упавшего на пол. На ее левую щеку брызнуло что-то липкое, пахнущее гнилью, будто открылась дверь в помещение, наполненное трупами.
– О, помилуй, Бог.
Зараженный все так же стоял на коленях, а затем его обезглавленное тело упало на пол. Из разрубленной шеи толчками текла темная жидкость, образуя на полу блестящую лужу. Фэннинг с отвращением глядел на свои брюки. Его костюм прогнил и протерся, поняла Эми. Висел на его теле, будто тряпка.
– Только посмотрите, – простонал он. – Это никогда не отмоешь. Как домашние животные, всегда гадят. А эта вонь. Просто богомерзкая.
Полнейший абсурд. А чего она ожидала? Не этого. Не этой головокружительной смены настроений и мыслей. Этот человек, стоящий перед ней. Есть в нем нечто жалкое.
– Ну, что ж, – сказал он, бессмысленно улыбаясь. – Давай поднимем тебя на ноги, хорошо?
Ее рывком поставили на ноги. Фэннинг сделал шаг вперед и достал из кармана платок. Эффектно взмахнул им, разворачивая, и стер кровь с ее лица. Его глаза казались близкими и в то же время далекими, будто странно увеличенными, будто она смотрела на них в телескоп. На его щеках и подбородке была седая щетина, его зубы были серыми, будто умершими. Он что-то немелодично напевал, продолжая свое занятие, а потом сделал шаг назад, поджав губы и хмурясь. Оглядел результат своей работы и медленно кивнул:
– Намного лучше.
Он долго смотрел на нее, так, что ей стало неприятно.
– Должен сказать, есть в тебе нечто очень привлекательное, – заявил он. – Некая невинность. Хотя, осмелюсь предположить, в тебе есть нечто большее, что не увидишь с первого взгляда.
– Где Питер?
Его глаза расширились.
– Она разговаривает! А я уже задумываться начал.
Он продолжил говорить, небрежно:
– Не беспокойся насчет твоего друга. Думаю, застрял в пробке. Как по мне, я рад, что мы двое имеем шанс поговорить наедине. Я надеюсь, что это не выглядит слишком скороспелым, но я ощущаю некое родство с тобой, Эми. Наши пути не настолько различны, если задуматься. Но, во-первых, где же, скажите на милость, моя подруга Алиша? Этот переросток из рода кухонных ножей мне подсказывает, что она где-то рядом.
Эми не ответила.
– Ничего не хочешь сказать на этот счет? Как пожелаешь. Ты сама знаешь, что ты такое, Эми? Я об этом немало думал.
Пусть болтает, сказала она себе. Ей нужно лишь время. Пусть сам дает ей эти минуты.
– Ты… нечто вроде извинения.
Более Фэннинг не сказал ничего. Зараженные крепко держали ее. Он шагнул в сторону тоннелей и снова принял прежнюю позу, с тоской глядя в темноту.
– Очень долгое время я хотел убить тебя. Ну, возможно, не «хотел». Ты ничего не можешь поделать с тем, что ты такая, как и я сам. В этом не было ничего личного. Ты была просто символом, символом того, что я более всего ненавидел.
Он повернул меч в руке, разглядывая лезвие.
– Представь себе, Эми. Представь себе всю глупость этого человека. Он действительно верил, что может все исправить, что сможет загладить свою вину. Но не смог. Не мог, после того, что он сделал с Лиз. Сделал со мной, сделал с тобой.
Он поднял взгляд.
– Она была для меня ничем, та, другая. Просто женщина в баре, ищущая развлечений на ночь, ищущая компании в своей одинокой ничтожной жизни. Я очень сожалею об этом.
Эми ждала.
– Я думал, что смогу забыть об этом. Но та ночь была поворотным моментом. Это была ночь, когда мне открылась истина этого мира. Это сделала не та женщина. Нет, ребенок. Маленькая девочка в колыбели. Знаешь ли ты, Эми, что я до сих пор помню ее запах? Тот слабый сладкий запах, который исходит от младенцев. Почти что священный. Ее маленькие пальчики, ее гладкая кожа. Ее жизнь, исходящая из ее глаз. Путь каждого из нас начинается так же. Ты, я, все. Полные любви, полные надежды. Я видел, что она доверяет мне. Ее мать лежала на полу кухни, мертвая, но пришел мужчина, услышав ее плач. Мне ей надо было бутылочку дать? Подгузник поменять? Может, взять на руки, положить на колени, прочесть сказку. Она понятия не имела, что я сделал, кем я был. Мне было так жалко ее. Но причина была не в этом. Мне было жалко, в первую очередь, оттого, что она вообще родилась. Мне следовало сразу убить ее тогда. Это было бы милосердием.
Тишина.
– Судя по твоему лицу, я привожу тебя в ужас. Поверь мне, я и
