Он дернул головой, словно Мюллер в исполнении Леонида Броневого, и нервно потер лицо. За эти несколько часов он уже свыкся с картиной вот этого фарша, размазанного по узким улочкам. Но все равно – ему было не по себе. Как-то накатило. Он вдруг осознал, что за последнюю неделю по его приказу было убито намного больше тысячи человек. В первой битве на Шелони легло четыреста семнадцать. Во второй – еще триста семьдесят два бедолаги Богу душу отдали. Да тут, в сражении под Новгородом, двести девяносто восемь ратных человек новгородских положили картечью да пулями. А тут на улицах сколько?
– Что, княже? Погано на душе? – спросил священник, шедший в поход с войском. От него не укрылось состояние Вани. – Я уж думал, грешным делом, что ты кровью упиваешься.
– Да какое там, – отмахнулся он, тяжело вздохнув. – Ну что за дурость? Ладно там, в поле. Все знали, на что идут. Воин идет убивать, зная, что его также будут пытаться убить. Все честно. Никто насильно в бой не гонит. А тут как это понимать? Вон – глянь. Посадские. На что они надеялись?
– На победу, – произнес стоявший подле Даниил Холмский.
– Да уж… – покачал головой Ваня. – Надо тех, кто простой мастеровой, ремесленный люд на убой послал, на осинке вздернуть. Ведь они-то – не эти дурни. Они-то понимали, чем все обернется. Им-то небось и про Шелонь все рассказали, и поле под городом со стены они видели. У них же еще есть воины. Зачем же так-то? Мрази…
– Не горячись, княже, – осторожно заметил священник.
– Чего не горячись-то?! – вспылил Ваня. – Я им что – все ворота завалил камнями? Им что, не уйти? Взяли бы свои пожитки да тихо ночью сбежали куда-нибудь. А потом, как утихло, примирились. Мягко и без всякой крови. Или, может, они попытались решить дело миром? Договориться пробовали? Нет. Они жаждали крови и вынудили совершить вот это, – махнул Ваня рукой на залитую кровью улицу. – Ты, отче, разве не заметил, что там, на Шелони, нас должны были убить? И меня, и тебя, и всех этих славных людей, что под моей рукой туда пришли. Предали нас, отче. Предали, сообщив новгородцам о том, куда и какими силами я пойду. Ждали нас там. И если бы не Божье провидение да наша выучка – порубили бы. И отца моего предали, ибо такую рать великую собирали явно для того, чтобы и его прижать. И твари эти ядовитые участвовали в сем заговоре самым паскудным образом! Они ведь Ливонии гарантировали права на Псков, ежели те за них вступятся. Ты понимаешь, отче, что это значит? И тоже скажешь, чтобы я не горячился?
Священник промолчал. Ему нечего было ответить. Все вокруг молчали. Ваня слегка увлекся и говорил слишком громко. Достаточно для того, чтобы большая часть войска московского его услышала. А потом начала медленно переваривать эти страшные слова…
Глава 9
1471 год, 6 июля, Новгород
Ваня посмотрел на небо, прищурился и тихо выругался. Солнце стояло в зените, а переговорщиков все еще не было. Влезать в тяжелые уличные бои ему совсем не хотелось.
– Идут! – крикнул кто-то.
– К бою! – тут же раздался голос Холмского, заставив ратников вскочить на ноги и выстроиться, перегородив улицу.
Даже артиллеристы бросились было заряжать орудия, но Ваня их остановил. Это было не войско. Это были переговорщики. С их появлением у него просто отлегло. Словно камень с шеи тяжелый сняли.
Впереди на коне ехал архиепископ Новгородский и Псковский Феофил[80]. Подле Василий Федорович Казимер – формальный посадник Новгорода, за спиной которого и руководила городом Марфа Борецкая. А далее бояре.
Кони старались перешагивать через редкие трупы и фрагменты тел, лежащие на дальних подступах. Непрерывно всхрапывая и нервничая. Крови и запаха смерти здесь было вдоволь. И, наконец, встали, отказываясь идти по завалам человеческих тел. На узкой улочке в том месте они лежали в три-четыре слоя.
Ваня также сел верхом на спешно подведенного коня, который также храпел и дергался из-за обилия крови. Сложилась непростая ситуация…
– Лука Ильич! – крикнул княжич командира тыловой службы.
– Я здесь! – произнес он с интонацией ла Шене[81], возникнув буквально из ниоткуда.
– Бери своих ребят и укладывайте помост поверх завала.
– Прямо поверх тел? – озадаченно переспросил он.
– Да. Видишь – лошади не идут.
– Слушаюсь… – неохотно ответил он и стал со своими бойцами доски, что были задействованы для позиций стрелков, тягать да укладывать на трупы. И вязать промеж себя, чтобы не расползались.
За четверть часа управились, с головы до ног перемазавшись в крови и прочих субстанциях. И только после этого архиепископ смог двинуть своего коня дальше. Тот неохотно, но пошел по помосту. А за ним и остальные.
Въехала делегация на территорию лагеря. Чистую весьма. Ваня даже отхожее место организовать успел, чтобы люди все тут не загадили. Да и за мусором следили.
Осмотрелись они. Помолчали. А потом архиепископ произнес:
– Помощь твоя нужна, княже.
– Борецкая со други своя, – тут же включился посадник, – в Детинце затворилась. На вече до смертоубийства дошло большого.
– Тут, я вижу, тоже… – мрачно заметил архиепископ, который имел вид весьма бледный с легким зеленоватым оттенком.
Оказалось, что литовская партия Новгорода после неудачного ночного нападения окончательно потеряла поддержку вече. Даже те бояре и купцы, что колебались, страшно испугались того, ЧТО с городом сделает князь, который ТАК замесил людей на тех улочках. Не стоило и сомневаться – за тем ночным нападением следили все заинтересованные стороны самым пристальным образом. И к рассвету уже знали о полном его провале. В душещипательных деталях.
Так вот. Поняв, что их прямо сейчас на вече станут вязать, представители литовской партии схватились за оружие и стали пробиваться к Детинцу. Где и заперлись, пользуясь тем, что владычный полк стоял заслоном между Детинцем и князем. Причем, что примечательно, именно в самое защищенное место города оказались свезены основные запасы Новгорода загодя, еще при ожидании подхода княжича.
Что представлял собой Детинец образца 1471 года? Достаточно примитивную, раннесредневековую каменную крепость, со слабо развитыми башнями и скудным «обвесом» куртины. Несмотря на то что строили ее в 1430-е годы, у него даже кованых подъемных решеток на проездных воротах не
