— А недурно, весьма, Софья Семеновна, недурно, — с видом знатока заметил он, оттягивая руку с холстом как можно далее и щуря глаз, словно заправский ценитель живописи.
— Что вы лжете! — неожиданно воскликнула Софья и, вырвав из рук блистательного флигель-адъютанта рисунки, выбежала вон из гостиной.
Лурье лишь мило заулыбался ей вслед.
— Дитя, чистое дитя, — сообщил он с суровым осуждением глядящим на него Ивану и художнику. — Кстати, сударь, я вас искал, — неожиданно сказал он, обращаясь к Безбородко, и, совершенно игнорируя присутствие стоящего рядом с товарищем Ломакина, взял его под руку и отвел к окну. — У меня имеется весьма секретное дело к вам.
— Что за секретное дело может иметься у вас ко мне? — надменно спросил Иван, будучи еще под впечатлением наглого поведения флигель-адъютанта в отношении Софьи.
— По поводу графа и генерала. Я имею к вам предложение. Это в интересах Гавриловых. — Тут Лурье покосился в сторону лежащего генерала, около которого хлопотали тетушка и купчиха.
— Слушаю вас, — забеспокоился Иван, сразу же отбросивший предыдущую надменность.
— Не здесь, сударь, не здесь. Давайте сей же час отправимся, тут недалеко, на Спасском переулке, имеется кофейня. Я уйду, а вы выходите через некоторое время после и идите прямо туда. Я буду вас в кофейне ждать. Только не стоит об нашей беседе никому говорить. — При этих словах флигель-адъютант нагло улыбнулся Ивану.
— Будьте покойны, — коротко ответил Безбородко, сильно поморщившись.
Флигель-адъютант тотчас подскочил к генералу, пожелал ему скорейшего выздоровления и, кивнув тетушке с купчихою, вышел с гордо поднятой головою. Ломакин подошел к Ивану, в нетерпении теребившему скатерть на столе.
— Что хотел от тебя этот надутый петух? — спросил он.
— Ничего. Мне, пожалуй, пора, ваше превосходительство, — откланялся Иван генералу и, избегая смотреть на внимательно следящего за ним товарища, вышел следом за Лурье.
Он прошел по Спасскому переулку, покуда не наткнулся на новую, только что открывшуюся кофейню. Уже подходя к самой кофейне, Иван несколько приостановил быстрый шаг свой, заглядевшись на сидевшую прямо напротив заведения ворону. Ворона сидела на ветке, едва удерживавшей ее прямо-таки огромное, доселе невиданное толстое тело. Никогда раньше не приходилось видеть Безбородко такой безобразно толстой птицы, которая, в свою очередь, не спускала глаз с идущего мимо нее молодого человека. Едва Иван поравнялся с нею, как ворона раскрыла клюв и противно закаркала. Безбородко вздрогнул от неожиданности и совсем остановился. Страшное предчувствие овладело им.
«Ох, не к добру это карканье. Да и проклятая ворона очень уж необычна. Не надо бы мне туда ходить», — подумалось ему, но ноги сами привели Ивана ко входу в кофейню.
В зале еще пахло известкой, кофейня только открылась. Чистые столики и чистый светлый зал — вот почему Жорж Лурье выбрал это место, решил про себя Иван, входя в кофейню и окидывая взором немногочисленных посетителей, которые к тому же собирались уходить. Флигель-адъютант, сидевший в углу у окна, приветливо кивнул головою, приглашая к себе на беседу.
— Так что вы, милостивый государь, хотели мне сказать? — несколько бесцеремонно обратился к Лурье Безбородко, подсаживаясь и отсылая подоспевшего полового за чашкою кофе.
— Ах, какой, однако же, вы не светский, — усмехнулся флигель-адъютант, неторопливо потягивая напиток из маленькой, с наперсток, чашечки с нарисованными пастушками. — Так сразу и к делу приступать хотите. Что ж, извольте, сударь. Мне известна подноготная того дела, из-за коего ваш генерал с графом судится.
— Насколько мне известно, — перебил его Иван, — это ваш граф судится с моим генералом.
— Если вам будет угодно, — вновь неприятно и нагло усмехнулся Лурье, всем своим раскованно-равнодушным видом давая понять, что не считает принципиальным для себя спорить с Безбородко. — Кстати, у Григория Александровича уж и суд готов, да и судья — свой человек. Но это так, к слову, — заметил он. — У меня к вам дело, сударь. Вы ведь, кажется, выступаете доверенным лицом генерала? — уточнил флигель-адъютант, пытливо глядя на Ивана.
— Да.
— И в дом его уже давно вхожи? И с дочерью Гаврилова, Софьей Семеновной, дружны?
— Да, разумеется. А какое все это имеет отношение к делу? — спросил Иван.
— Самое непосредственное. Видите ли, сударь, — несколько замялся Лурье, но ровно столько, чтобы собраться с мыслями. — Видите ли, у меня имеется к Софье Семеновне интерес. Я, так сказать, влюблен в нее в некотором роде.
— И что же? — в замешательстве спросил Иван, так как более ничего не мог сказать из-за неожиданности поворота разговора.
— Как что? — изумился блистательный флигель-адъютант. — Софья Семеновна не отвечает мне взаимностью. И даже имеет нескромность говорить, что у нее имеется возлюбленный, и этот возлюбленный не я, а не кто иной, как ваш товарищ Ломакин. Что ж мне прикажете делать? Я ведь не только не властен над своим сердцем, но еще и имею некоторую гордость, — в сердцах заметил Лурье, но тут же замолк, потому что к столику важно прошествовал половой, неся на подносе кофе для Безбородко.
Иван никак не мог уловить связь между делом генерала и влюбленностью флигель-адъютанта к Софье, о чем и признался Лурье. Тот всплеснул руками.
— Боже мой, как вы наивны! Все просто. Вы имеете доверие у Софьи Семеновны, а я — полное доверие у Григория Александровича. Если вы изволите замолвить словечко за меня перед Сонечкой, то я непременно расскажу ей один важный секрет, который имеется у графа в отношении дела с наследством Троекурова, — намекнул Лурье, допивая кофе.
— То есть как это — замолвлю словечко? — вновь не понял Иван. — Вы хотите сказать, чтобы я…
Тут он догадался, и догадка его оказалась столь грязной и подлой, что Иван даже не посмел ее озвучить. Зато это посмел сделать блистательный флигель-адъютант.
— Да, именно так. Если Софья Семеновна соблаговолит прийти ко мне на квартиру в ближайший вечер, то я открою ей секрет, как граф получил наследство Троекурова, — сказал он с совершенно равнодушным лицом, поигрывая кофейной гущею, оставшейся на дне чашечки-наперстка.
Иван глядел на Лурье и не верил собственным ушам.
— Да, и попросите господина художника не ходить более к Гавриловым, — добавил тот. — Он ведь, кажется, ваш ближайший друг? Вот пускай и не мешает удачному завершению дела
