— Господи, да что же это за напасти! — запричитала добрейшая тетушка Безбородко, когда художник ввалился в прихожую, таща на себе более похожего на куль, нежели на человека, Ивана. — Родечка, что же с ним?
— Устал он шибко, Аглая Ивановна, — уклончиво ответил Ломакин. — Однако не мешало бы послать за доктором.
Передав на руки подоспевшей Дуне молодого человека, Ломакин поспешно ретировался. Он вышел из подъезда и огляделся вокруг. Кругом не было ни души. Только метель все сильнее и сильнее заметала, нагоняя несметные толпы снежинок, более походивших уже не на мух, а на бабочек, только с удивительно болезненными жалами, колющими беспрестанно щеки и нос художника. Ломакин поднял ворот армяка и припустил к себе на чердак. По дороге, переходя через мост, он принужден был посторониться, пропуская возок с ямщиком и сидевшей внутри какой-то дамой, которая упряталась поглубже, дабы молодой человек не рассмотрел ее лица. Но Ломакину было не до рассматриваний, так как противная метель уже совершенно заметала его лицо.
Аглая Ивановна привела племянника в спальню и только уложила его на диван, как неожиданно по коридору пронесся требовательный перезвон дверного колокольчика.
— Кого еще нелегкая принесла? — запричитала Аглая Ивановна, спеша в прихожую, куда расторопная Дуня уже впускала давешнюю даму, попавшуюся Ломакину на пути.
— А, Лизонька, — несколько недовольно произнесла тетушка, увидав, как из-под платка проступают светленькие локоны. — Только уж ты ненадолго, а то Ванечке ныне опять плохо стало.
— Да-да, — засуетилась бывшая невеста Безбородко, подавая Дуне новенькую соболью шубку.
— Какая ты сегодня нарядная! — восхитилась Аглая Ивановна, прикасаясь старческими руками к благородному меху.
— Это подарок, — вся вспыхнув, тихо произнесла Лиза и, спешно убирая волосы, поспешила в комнату Ивана.
Она прошла, чинно уселась на поданный стул и поглядела на улыбающегося нежданной гостье поэта.
— Ну что, Ванечка, страдаешь? — жалостливо спросила она, сложив руки на юбку и строго выпрямив спину. — Плохо тебе?
— Нет, Лизонька, теперь совсем уже хорошо, — хрипло прошептал Иван, старательно улыбаясь. — Как это замечательно, ангельчик мой, что ты пришла ко мне. Мне так много надобно тебе сказать и про графа, и вообще…
Лиза недовольно поморщилась и тут же ласково улыбнулась Ивану.
— А я, Ванечка, замуж выхожу. За Григория Александровича, — тоном, будто Безбородко не знал об сем факте, сообщила она. — Да ты уж, поди, знаешь, — тут же спохватилась Лиза. — Что ж, тем лучше. Милый, милый мой Ванечка, как же мне тяжко вот так оставлять тебя.
— Погоди, погоди, пока посиди. Я тебе тоже новость скажу, — заторопился поэт. — Тут такое дело обнаружилось…
— Мне папенька о вашем с ним давешнем разговоре уже все передал, — оборвав его, сказала Лиза.
— Нет, я не про то, хотя то тоже важно, и даже чрезвычайно важно для тебя, но ты еще кое-чего не знаешь.
Иван облизнул пересохшие губы. Лизонька тут же заботливо поднесла ко рту молодого человека стакан воды, стоящий на прикроватном столике.
— Да, так вот о новости. Ты, Лизонька, наверное, думаешь, что граф этот, он так в тебя влюблен, что готов и без приданого взять? — пытливо спросил Иван несколько покровительственным тоном, как это обыкновенно бывает у людей, что-то знающих, но скрывающих до поры до времени.
— Так ты про наследство тоже вызнал? — изумилась Лиза.
— Да, про наследство, — безнадежным голосом признался Безбородко.
— Господи, Ванечка, как же ты меня любишь, что даже о таких заветных секретах узнавать можешь, — тихим, проникновенным голосом сказала Лиза, печально глядя на бывшего жениха. — Это сколько же сил надобно было потратить! И ты думал спасти меня, рассказав все новости и все секреты? Ведь для этого же ты приходил ко мне сегодня?
Лизонька пытливо посмотрела в мокрые от слез глаза Ивана и сама тихонько заплакала.
— Знай же, Ванечка, что я люблю тебя сильно-сильно. И всегда только ты будешь в сердечке моем сидеть, и никто более. Но графа я тоже люблю. И это не та любовь, кою я к тебе испытываю, — тут же заверила Лиза поэта. — Это страсть. Знаешь ли ты, какую я к нему страсть чувствую? Вот вроде бы ничего, особенно когда нету его рядом, а как войдет он, как посмотрит на меня своими черными глазами, как погладит рукою черную свою бородку, так я тут же прямо сгораю, — призналась она. — А что до наследства, так Григорий же Александрович его и устроил, чтобы я получила, но только в том случае, если выйду за него замуж.
Безбородко сильно затряс головою.
— Лизонька, что же такое говоришь? Ведь это же ужасно! Ты знаешь, каков граф? Это зверь! И ты испытываешь страсть к зверю! Это же ужасно, Лизонька! — вскричал он.
Девушка совершенно потупилась, а затем тихим, дрожащим от волнения голосом произнесла:
— Видно, такова моя доля, Ванечка. И пускай их сиятельство со мною потом, после свадьбы, все, что им вздумается, делают, я согласна. Он уже сейчас меня, как собачку, к себе свистом подзывает. Бывало, гуляем с ним на Марсовом поле, и Григорий Александрович несколько отстанет, а потом остановился и свистит. Это значит, он меня подзывает.
Иван, не в силах слышать подобные признания, откинулся на подушку и заплакал. Лизонька подошла к нему и, достав платочек, обмакнула его в уголки глаз поэта. Потом осторожно нагнулась и нежно поцеловала Ивана в горячий лоб.
— Господи, Ванечка, почему все так получилось? — спросила она чуть слышным голосом. — Ах, ладно, все, теперь уж ничего не изменить. Прощай же, Ванечка, прощай, миленький мой.
— Постой! — вскричал Безбородко, останавливая уже направившуюся к двери Лизавету. — У меня для тебя подарок имеется.
Он порылся на столе между книг и вытащил небольшую тетрадку, старательно переплетенную и подшитую еще множеством дополнительных листов.
— Это тебе. Стихи. Я для тебя их писал. Думал, на свадьбу подарю. Вот и подарил. На свадьбу, — усмехнулся Иван, подавая Лизоньке заветную тетрадь со стихами.
Та бережно взяла подарок и прижала его к груди.
— Спасибо, — сказала Лиза, после чего спешно покинула бывшего жениха.
Иван вновь откинулся
