— Очень плохо, что не знали, милостивый государь, — перебил его судья. — Однако даже если бы и не знали, все равно могли бы догадаться поприветствовать суд. Здесь вам не казармы, — указал он, намекая на мундир генерала, усыпанный орденами и боевыми наградами.
Все сели, в том числе и окончательно сконфуженный генерал, чье смущение неумением вести себя в присутствии постепенно стало перерастать в злобу и гнев. Судья же углубился в изучение дела, заключенного в большую серую папку с порядковым номером. Делал он это скорее по привычке, нежели из желания восстановить все тонкости претензии графа Драчевского к генералу Гаврилову. Все было уже решено.
Проглядев дело, судья дал слово адвокату Копернику. Тот, не имея возможности усидеть на месте, подскочил к судье и начал бойко излагать претензию, одновременно ловко изменяя факты. В определенные моменты сидящие в зале наемники громко высказывали свое одобрение, оглядываясь друг на друга и кивая головами, дескать, прав граф, ведь генерал-то все поместье обездолил, словно корову выдоил, стараясь получить как можно более большой доход с него.
— Теперь же их сиятельство требует с господина Гаврилова законное возмещение! — громко объявил Коперник, зло поглядывая на генерала. — Возмещение это должно составлять, согласно пользуемым по годам поместьем Троекуровка, один миллион восемьсот тысяч рублей.
По зальчику пробежал шепот уже неподдельного восторга. Грязные оборванцы, нанятые ловким адвокатом, были весьма впечатлены громадной цифрой, запрашиваемой с несчастного генерала, у которого даже пот выступил, едва он услышал, сколько с него требует Драчевский.
Судья крякнул в руку и кивнул Копернику. Тот тут же уселся на место. Судья воззрился на Гаврилова. Генерал через силу поднялся со стула.
— Что вы имеете возразить на это? — спросил судья. — А кстати, где ваш адвокат, ваше превосходительство?
— У меня нет адвоката. Честному человеку адвокаты не нужны, — объявил Гаврилов, гордо выпрямляя старческую спину и сверкая заслуженными наградами.
Судья от таких слов только поморщился. Сидящие позади генерала наемники громко зафыркали. Кто-то даже противно захихикал. Генерал благоразумно решил не обращать на это никакого внимания, догадываясь, что сидящие позади него люди в зале не более чем приглашенные противной стороной с целью смутить его. И едва догадка осенила Гаврилова, как он весь подобрался, злоба и гнев еще больше усилились в нем.
— Да! Честному человеку нет нужды в адвокатах. Честный человек, знающий, что он не виновен ни пред законом, ни пред Господом, надеется только на справедливость суда. — При этих словах генерал выразительно посмотрел на судью. — Я верю в то, что дело будет рассмотрено честно и суд примет беспристрастное решение. Что же касается до требований графа, то они весьма надуманны. Я, даже в самые хорошие года, не мог собрать с поместья Троекуровка и десяти тысяч. Однако я, как человек честный и благородный, готов выплатить графу по его претензии сумму в размере половины от десяти тысяч за каждый год нахождения Троекуровки в моем владении.
— Что? — вскричал, вскакивая с места, Коперник. — По пяти тысяч за год? Да это же грабеж! Вы, сударь, их сиятельству не кость кидаете, он не собака какая-нибудь голодная, чтобы подачки получать! Вы ему этими самыми словами, сударь, сказанными только что, в душу плюнули! Нет, никаких пяти тысяч граф принимать у вас не будет! И не надейтесь. Миллион восемьсот тысяч и не копеечкой меньше!
Коперник, красный как рак, снова уселся на место, а зал дружно загудел, словно улей. Сидящий по одну сторону от генерала Ломакин резко обернулся и, зло оглядывая наемников, воскликнул:
— Прекратите сейчас же!
Судья громко стукнул огромным пресс-папье и указал на художника.
— Вывести! — коротко бросил он жандармам.
— За что же это? — изумился Ломакин. — Я ваше же дело делал и пресек бузотерство в зале суда.
— Вы шум создавали и мешали прениям, — высокомерно заметил секретарь.
Здоровенные жандармы подхватили Ломакина и чуть не силком вытащили из зальчика. Наемники, увидав столь скоропалительную победу, явно осмелели. Они, уже не стесняясь выражений, стали высказываться по поводу генерала, и даже принялись потихоньку обсуждать наряд сидевшей подле него Софьи. Та, поддавшись внезапному порыву, вскочила, вся раскрасневшаяся, и, гневно глядя прямо в глаза судье, воскликнула:
— Да что же вы позволяете в суде? Это же издевательство! Сейчас же объявите в зале тишину. Это просто возмутительно! Как вам не стыдно — так издеваться над боевым генералом? Он же кровь проливал за государя и Отечество.
Судья, несколько опешив, стукнул пресс-папье по столу:
— Тишина в зале.
Затем глаза его, ранее бесцветные и блеклые, словно папки, в которых хранились рассматриваемые дела, внезапно сверкнули, и судья сказал:
— Объявляю вынесение приговора. Суд считает все претензии графа Драчевского к генералу Гаврилову полностью законными и обязует последнего полностью их удовлетворить. В случае невозможности оного суд постановляет заключить господина Гаврилова в долговую яму и содержать его там до полного удовлетворения истца. Содержание производится за счет графа Драчевского. Все.
Судья, не обращая внимания на громкие крики Софьи, требовавшей честного пересмотра дела, удалился. Секретарь тут же написал и выдал предписание генералу, сидевшему в полнейшей прострации и совершенно отрешенному от происходящего кругом него.
Внезапно генерал тяжело поднялся и, глядя прямо перед собою полными слез глазами, принялся один за другим отрывать добытые в страшных боях ордена, коими наградил его в том числе и государь император, и с силою швырять их об пол. Софья, увидев это, дико закричала и бросилась на пол подбирать награды. Судья, уже почти что вышедший из зальчика, остановился и с изумлением уставился на обезумевшего генерала.
— Ничего мне не надо от вас! — воскликнул Гаврилов, находившийся в беспамятстве. — Пошли все прочь! Как смеете вы издеваться так над человеком, который за вас кровь проливал? Как вам не стыдно? Нет мне более нужды в этих наградах! Не мое это! Не мое! Если родная Отчизна не может защитить своего сына от произвола, то, стало быть, и сын в наградах такой Отчизны не нуждается.
Старик сорвал с себя последний орден и упал обратно на стул, с силою заплакав и укрыв морщинистое лицо руками, чтобы никто не видел такого позора — бывший боевой генерал плачет. Сонечка, пренебрегая стыдом, ползала около отца на коленях, подбирая разбросанные им
