— А граф, он что? — осторожно спросил молодой человек, наливая чай мелко дрожащими руками.
— Граф? Да он все о власти говорил и о повелевании одного другим. Это ведь его, так сказать, конек. А вот мне ваши рассуждения о свободе чрезвычайно понравились, милый друг. Андрей Викторович, ты себе не представляешь, но Иван Иванович полностью за свободу, — обратился Содомов к соседу.
Литератор бросил на Ивана новый взгляд, полный холодного пренебрежения, и вновь устремил его ко входу в зальчик.
— Да, ныне уже многие толкуют о свободах, но все как-то не так, — сокрушенно заметил Платон Николаевич. — А ваше суждение мне сразу как-то в душу запало. Очень все точно говорили. От этого-то так и не понравились Григорию Александровичу. Но не стоит сокрушаться. Ему вообще никто не нравится, кроме него самого. А в вас сразу видно не только просветителя и либерала, но и радикально настроенного. Я тоже за полнейшую свободу! — неожиданно признался издатель, поглаживая с какой-то неприятной похотливой улыбочкой руки. — Чтобы было дозволено все. Вот моя философия и мое видение свободы.
— Да? — изумился Иван. — Но ведь я не в том плане. То есть я не то имел в виду. Знаете, я за свободу, но только лишь за свободу от деспотизма.
Лебедев коротко взглянул на Платона Николаевича и сокрушенно покачал головою. Издатель же в изумлении развел руками.
— А я-то думал, что вы сюда за иным пришли, — сказал он несколько сокрушенным и разочарованным тоном.
— Я, если говорить честно, пришел сюда по наущению старой княгини, — сказал Безбородко. — Это она мне подсказала, где вас искать.
— И зачем же я вам понадобился, милостивый государь? — нетерпеливо спросил его Содомов.
— Как вы знаете, граф Драчевский недавно женился. Так вот, он женился на моей невесте Лизавете Мякишкиной, кою я ныне разыскиваю. Чтобы вырвать из рук графа, — откровенно признался Иван.
Содомов повернулся к литератору:
— Вот видишь, Андрей Викторович, что я тебе говорил, Иван Иванович — из наших. Он хоть и не ищет иного, но к иному стремится. Так вы ищете Лизоньку, — вновь уже ласково обратился он к Безбородко. — Да. Девица, что называется, иное. Я вас понимаю. Беленькие локончики и овечье выражение лица — это все такой, знаете ли, шарман. Правда, уже несколько великовата, но еще вполне. Вполне, Андрей Викторович?
— Вполне, — скрипучим и противным голосом согласился с издателем Лебедев, не отрывая взора от входа в зальчик.
— Мне в ней сразу это разглядеть удалось, в Лизавете, — продолжил Содомов. — Так это ваша бывшая пассия? Вот славно! А граф ее, значит, увел. Знаете, милый друг, что я вам скажу. Она не ваша. Лизонька его, графская более. Она не совсем иная.
— Простите, Платон Николаевич, но я вас не понимаю, — сказал Иван, которому весь этот странный разговор начинал сильно надоедать. — Что значит «не иная»?
— Ах ты, господи, не понимает, — сокрушенно покачал головою издатель. — Не понимает. Это значит, что она слишком великовозрастна для иной.
Тут только Ивана осенило. Он вспомнил, что не так давно Содомов судился по делу о растлении малолетних девочек. Теперь только молодому человеку стало понятно, что имел в виду издатель под словом «иное».
— У Лизаветы в лице имеется такое нечто, что сразу увидел граф, — продолжил объяснение Содомов. — Ведь согласитесь, что Лиза ваша очень уж напоминает овцу? — обратился он к молодому человеку. — Да и вообще не только внешность, но и все поведение ее прямо говорит о том, что Лизавета — жертва. Самая настоящая, готовая жертва. Поэтому она и стала графскою женою. Граф для нее — ее Голгофа, ее, так сказать, крест. Правда, Андрей Викторович? — уже в который раз обратился издатель к Лебедеву за поддержкою. — Вот, а у графа к подобным девицам особый интерес имеется.
— Какой интерес? — в волнении спросил Иван.
— Самый обыкновенный. Как у меня к девочкам или, например, у Андрея Викторовича к мальчикам, — указал он на литератора. — Григорий Александрович ищет жертвы, а потом их мучает. И не только, вернее, не столько физически, сколько морально. Он же мучитель, и ему нужны жертвы. Это вполне закономерно, потому как каждый человек имеет право на интерес. В этом заключается идея свободы! — провозгласил Содомов. — Вы, Иван Иванович, тогда на вечере хорошо говорили, что свободный человек — это тот, кто может реализовать свой интерес целиком и полностью. Надобно разрешить все. Абсолютная свобода — вот наше кредо!
Иван в испуге глядел на издателя, который, раскипятившись, стал даже руками размахивать от волнения.
— Это же целая философская система. Начните давать людям возможность свои интересы, не таясь, пользовать, искать иного открыто и не боясь глупых судов в дальнейшем. Вот отсюда и пойдет самая настоящая свобода. Вот тогда-то и станет Россия самой свободной страной в Европе. Надобно разрешить человеку делать абсолютно все, что он захочет.
— Что-то очень уж много ты разговариваешь, — недовольно заметил литератор. — Освободитель, — добавил он насмешливым тоном.
— И не я один! — объявил Содомов. — Вот и Иван Иванович, он тоже за свободы. Тоже, стало быть, Освободитель.
Этого уже Иван вынести не мог.
— Нет, не о такой свободе я на вечере у Драчевского говорил! — воскликнул он. — Как вам не стыдно, судари, сидите тут и рассуждаете о таком, о чем приличному человеку и подумать-то страшно и противно. Это ведь не свобода, что вы философской идеей нарекли, нет. Это самая настоящая развращенность. Да, Платон Николаевич, это разврат в чистом виде. Если вам будет угодно знать мое мнение, то я против такой свободы, пусть даже вообще не будет никакой свободы, чем вот такая, о которой вы говорите.
— Сударь! — сквозь зубы произнес злобно Лебедев.
— Милостивый государь! — обидчиво воскликнул издатель. — Да как вы смеете!
В этот самый момент к столу подошел трактирщик, который, с почтением нагнувшись, сообщил, преимущественно обращаясь к Содомову:
— Привели-с. Двух. Обе ничего себе. Привела ихняя тетка-с. Сейчас показывает портнихам, устраивает, значится. Но у тех уже все места под учениц заняты-с. А тетка, я слышал, говорила, что из погорельцев-с. Никого из родни не осталось. Прикажете привесть?
Содомов чрезвычайно возбудился. Глаза его загорелись, а все лицо побледнело. Он достал из жилетного кармана
