– Здесь руководство станций, с которых пропали девочки, – все, кроме Красной Пресни. Этот святоша, похоже, не собирается их искать. Ему нужна месть, – пояснил следователь, сплюнул и отошел в сторону.
Рядом с Женей оказался Мурат.
– Павел Николаевич украл реактор. Знаешь об этом? – спросил его Евгений.
Мурат наклонился к самому его уху и зашептал в ответ:
– Он без нас ничего не сможет. Стержни охлаждения и ядерное топливо по-прежнему у Свена.
Женя вдруг утратил интерес к реактору. Он стал слабеть от духоты – рана давала себя знать. Вой церковников-сектантов стал громче.
– О чем секретничаете? – следователь вернулся.
– Они передумали лететь в Швецию, – уже громче продолжил рассказ Мурат. – Решили направиться к Средиземному морю. У родителей Свена был дом на Кипре. Ветра попутные. Кипр не был членом НАТО, авось ему не досталось на коврижки.
– Досталось, – не согласился Лагутин. – Там была английская военно-морская база, единственная на восточную половину Средиземного моря. Наверняка досталось. Твой швед не может этого не знать! Врет, небось, а вы в рот ему смотрите…
Женя поискал, к чему бы прислониться спиной, и не нашел. Толпа в балахонах танцевала. Сначала святоши медленно двигались хороводом, потом круг распался, ритм ускорился и вроде сбился, но не потерял при этом странной, дикарской логики. Рваные, дерганые движения ритуального танца заворожили зрителей, разговоры постепенно смолкли.
– Месть! Мы вкусим месть! – взвыл верховный жрец. – Месть! Каждый из нас причастится местью! А кто не с нами? Кто не хочет святого причастия? Месть!
Танцующая толпа вытянулась в извивающуюся очередь, передние обнажали руки. Оцепление разомкнулось, и некоторые зрители с других станций становились в очередь.
– Вот суки! – шепнул Лагутин. – Сейчас будут рвать деда на куски. Я – не с вами. Отвернись, малец.
– А с кем ты? – спросил его Мурат серьезно и сурово.
Следователь глянул яростно, но ответить не успел. Волна изумленных возгласов прокатилась по толпе. Начало страшной очереди смешалось и замерло в удивленном молчании. Люди смотрели в одну и ту же сторону, и Женя тоже взглянул туда и обмер. Кто-то в толпе громко ахнул, и наступила мертвая тишина.
– За мной, девочки! – раздался в тишине звонкий голос Маши Мотылька, и на ступени, ведущие вверх, следом за Машей вышли пропавшие девушки. Они были одеты во все белое и воздушное, непокрытые волосы волнами струились по плечам. Блондинка, брюнетка и рыженькая встали в ряд и вдруг запели:
Ave, Maria, gratia plena,Maria, gratia plena,Maria, gratia plena,Dominus tecum,Benedicta tu in mulieribus,Et benedictus fructus ventris tui, Jesus.Звуки древнего гимна, исполняемого на непонятном языке, взлетали под закопченные своды станции, кружились там и опускались вниз, окутывая стоящих людей плотным коконом нежности и веры только в самое хорошее.
«Словно ангелы господни», – простонал стоящий неподалеку старичок и вдруг заплакал. Разом зарыдали несколько женщин, зашелся в крике ребенок.
Женя почувствовал щекотку на щеке, тронул и поднес к лицу мокрый палец – он тоже плакал. О чем? От чего? Он не знал. Плакал обо всем и ни о чем вместе с женщинами и мужчинами, стариками и детьми, фанатиками, наемниками, конвоирами, сталкерами, матерыми вождями – вместе со всеми неприкаянными сиротами, пасынками ими же разрушенной планеты, уцелевшими по случайной забывчивости разгневанного Бога. Выжившее человечество рыдало о своей судьбе, умоляя Богоматерь заступиться за грешных детей своих, уповая и не надеясь на прощение одновременно.
«Так вот, деда, зачем ты собрал этих девушек, зачем их прятал. Ты сюрприз готовил, бедный начальник клуба», – думал Женя, содрогаясь от рыданий. Ему хотелось обернуться и посмотреть, слышит ли Дед своих воспитанниц, но он не мог обернуться. Неведомая сила словно приковала все взгляды к трем девушкам, которые давно перестали петь, но на станции продолжала висеть тишина. Теперь песня жила сама по себе, не желая покидать захваченное воображение сотен людей, кружилась под черепными коробками, как только что витала под сводами метро. Раскаленный гимном воздух теперь остывал, унося с собой весь негатив: ненависть, страх и другие мерзости.
– И на кой мы живем? – вполголоса спросил Сергеич.
Евгений, наконец, обернулся посмотреть на Деда. Окровавленный крест опустел.
– Вознесся! – завизжал жрец. – Был нам мессия! Бог, бог не позволил свершиться суду неправедному! Отвел наши руки! В чистоте оставил, великим милосердием движим буде!
Вопли фанатика оборвали волшебство, заставили песнь затихнуть.
– Вот гад! На ходу переобулся, новую религию создает! – прошипел Лагутин и сплюнул.
Жрец тем временем бесцеремонно растолкал послушников и целенаправленно ввинтился в толпу. Женя с ужасом понял, что целью сектанта был он сам, собственной персоной: сталкер, чистильщик, пророк, мутант, метеоролог, да мало ли кто еще. Он, Женя.
– Он поведет нас! – проорал жрец, остановившись напротив. – Божьей милостью Палач! Скажи, куда нам идти?!
На губах его выступила пена, но глаза оставались предельно трезвыми и пронзительными.
– Не тупи, идиот, – сквозь зубы прошипел он.
– Я – не палач, – прошептал парень.
– Давай, сочини что-нибудь! – Мурат двинул сталкера плечом, и тот чуть не потерял сознание от боли. – Это твой шанс! Сейчас эти люди пойдут за тобой… Сейчас они за кем угодно пойдут!
Мысли Жени смешались: очевидно, уже мертвый Дед, потерянный реактор, шведский дирижабль, поезд на мосту, «Занимательная Греция» бабы Юли, пророчества Быка в зоопарке. Он молчал, потому что не знал, что сказать.
– Выдай хоть что-нибудь! – прошипел жрец.
Парень собрался, но не успел произнести ни слова: из туннеля послышалась стрельба, крики, и на станцию, минуя обломки блокпоста и тела погибших в коротком бою часовых Беговой, выкатилась дрезина с прицепом. С обеих площадок застрочили пулеметы, смели часовых. Разномастно одетые и вооруженные кто чем мужчины высыпали с открытой платформы и дали очередь по толпе.
– Бандиты! – люди завопили, толпа всколыхнулась, начиналась паника.
Боевики навели порядок быстро и без сантиментов. Не желавших разоружиться застрелили, раненых добили, толпу спрессовали тело к телу на зрительской половине зала. Давка нападавших не заботила. На половине с крестом остались только руководители с немногочисленными сопровождающими, жрец и Женя со своим необычным эскортом. Сюда же прикладами пригнали девушек.
– Какая удача! Накрыть три станции одним махом, – очень опрятный старичок в аккуратной, с иголочки, черной форме, подчеркивающей благородство его седин и серебряного шитья на кителе, оглядел высокопоставленных пленных.
От взгляда его почти прозрачных глаз веяло замогильным холодом. Это же Воробей с Автозаводской! Женя принялся искать глазами Цыгана и не нашел.
– Вот я и получил на старости лет свою империю! На форму не обращайте внимания! Одолжил у фашистов. Они решили, что я для Четвертого Рейха стараюсь. Дебилы!
Он на мгновение задумался, опустив глаза на сомкнутые на пухлом животике маленькие ладошки.
– Девушек я, пожалуй, оставлю себе. Все. Больше киношных сцен не будет.
Он всмотрелся в белое лицо Евгения.
– Тебя я, малец, помню. Цыган говорит, ты помог нам. Даже
