— А не малая рать! Что скажешь Жилята? — И не в силах совладать с обуревавшими его чувствами, не дожидаясь ответа, воскликнул. — Вот и дело для нас появилось!
— Думаешь на них ударить?
— А что же еще?! В твердь пропустить? Нам ее тогда только измором брать! И никакой Жирослав не поможет. А так, вот тут, в поле…
— Пришла-таки подмога! — Прискакавший Ероха, осадил жеребца, так что бы встать справа от Мечеслава, вклинившись между ним и сдвинувшимся чуть в сторону Жилятой. — Три десятка конных, да более трех сотен пеших! Откуда они? — В поисках ответа он повернулся к державшемуся чуть в стороне от других, провожатому.
Тот некоторое время изучал рисунки на щитах и расцветку одежды. Всматривался в едва трепыхавшийся в такт неспешного шага значок над головами конных.
— Это инязор Виряс. Владетель из соседней тверди. Но… — Мирята пожал плечами — У него столько воинов никогда не было. Где он их взял…
— Пургас одолжил? — Догадался Жилята.
— Нет. Его воинов тут нет…
— Ну, значит, он сказал кому-то дать своих людей этому, как ты сказал? Вирясу? Ну вот, а ему велел сюда идти с подмогой.
— Ты так говоришь, будто сам это видел! — Усмехнулся Ероха и Жилята, пересказал Мечеславу то, что узнал вчера от провожатого и то что, потом полночи обдумывал. Воевода выслушал его очень внимательно и новостями остался доволен.
— Дочка Пургаса? Это хорошо! Юрию Всеволодовичу ей поклонимся. Она ему будет знатным подспорьем, если придется рядиться о мире. Пургас из-за нее сговорчивее будет!
— Это из-за дочки то? — Скептически скривился Ероха. — Да мало ль у него тех дочек?
— Ну, мало, не мало, а помощь прислал! — Мечеслав воздел указательный палец к небу. — Дорожит, стало быть!
— Но все же, как они успели? — Жиляту этот вопрос беспокоил больше всего. Но Ероха от него только отмахнулся.
— Теперь то, что уже гадать?! Сейчас их побьем, да у них, же и спросим! — Он от предвкушения даже хохотнул, а Мечеслав, продолжая следить за неторопливо приближающейся ратью эрзян, недобро усмехнулся.
— Вот этого Виряса, хорошо бы расспросить! Но только как нам его взять живым?
Все дружно посмотрели в сторону небольшой группы вражеских конников. Те пропустили вперед ощетинившуюся копьями пешую рать и теперь следовали за ее правым крылом.
— Вот что Ероха! — После короткого молчания Мечеслав принялся раздавать указания. — Поставишь ростовцев слева от суздальцев.
— Ну а как же иначе? Ты воевода, значит я с лева!
— Да ты не ерепенься! Я ж это не от спеси! Я дело говорю, ты слушай, раз уж признал меня воеводой! Встанешь с дружиной там, где я сказал. А когда пойдем, прими еще левее так, что бы ударить по самому краю. Зачем это нужно ты понимаешь? Вот! Пеших собьешь, и мчи на Виряса! У него конных всего три десятка. Твоим молодцам это на один зуб! Ты для них будешь как ястреб для уток! Ну как? С этим управишься?
— О чем говорить? — Самодовольно осклабился Ероха. — Там всего-то делов.
— Вот только инязора смотри не упусти, да постарайся живым его взять. Очень охота мне с ним побеседовать.
— Надо же, дался тебе тот Виряс! Вот я бы пообщался с Пургасовой дочкой. Вот уж ее бы я порасспросил. Уж как бы уговаривал! Она бы у меня не стала кочевряжиться! — Ероха расхохотался, да так радостно, так заразительно, что и Мечеслав засмеялся вслед за ним. Жилята сдержано улыбнулся, глядя как замешкавшиеся было юнцы, расхватывают лошадей, почти без суеты поправляют ослабленную на ночь конскую сбрую, садятся в седло и едут, что бы занять место среди своих товарищей.
На них с тоской в глазах смотрел Изяслав. Этого дня он ждал с малых лет. Копил силу, учился владеть оружием, постигал множество нужных на войне умений, так, что бы сегодня сойтись в схватке с опасным противником и победить, снискав себе сразу и славу и почести. При появлении эрзян, не выказав, ни малейшего замешательства стал рваться в бой. Но Мечеслав жестко осадил его, сказав, что место стягового подле воеводы. Изяслав, было, заартачился, но быстро понял, что дядя так и продержит его всю битву за своей спиной и сник. Жилята ему сочувствовал, при этом допуская, что воевода возможно и прав.
Тем временем, Мечеслав отсмеявшись, заявил, что дочку Пургаса он предназначил князю. А ростовцу, в случае поимки Виряса, посулил лучшую часть из будущей добычи.
— Все что возьмём с его конных дружинников, оружие, броню, коней, да все! Отдам тебе и твоим людям. Добычу с остальных делим как обычно.
Такой расклад Ерохе пришелся по душе. Он снова нашел взглядом Виряса. Прищурив глаз, смерил до него расстояние и поудобнее повесил булаву на богато украшенный воинский пояс. Довольно осклабившись, пообещал.
— Добуду тебе инязора!
— Ну, так ступай и Бог тебе в помощь!
Ероха, махнув рукой, помчался к ростовцам и ярославльцам, стоявшим особнячком от суздальцев. Мечеслав проводив его взглядом, посмотрел на крепость и удивился.
— Это сколько же там народу?
Людей на стене собралось так много, что казалось, там нет свободного места. Сейчас, находясь от русичей почти, что в трех полетах стрелы эрзяне, не чувствуя опасности, стояли открыто. У многих из них в руках было оружие. Жилята обернулся к провинившимся юнцам. Хохотнув, подначил.
— Что Кочень, возьмешься ты их посчитать?
Дружинник, глянув в сторону тверди, пожал плечами.
— Было бы время. — Помолчал, посмотрел еще раз. — Не меньше чем нас.
Тут вдруг заговорил почти все это время молчавший Мезеня.
— А что они своим не выйдут помогать?
— Не выйдут. — С сожалением вздохнул Жилята. У них настоящих воинов мало. Этих, что есть бросить нам под копыта? Нет, не пойдут. А было бы славно!
— Да! — Мечтательно протянул Мечеслав. — Мы б их в раз, кого посекли, кого полонили. И твердь эту взяли бы без Жирослава. Где его носит… — Мечеслав говоря так в очередной раз, посмотрел на лесную дорогу и замолчал на полуслове. Там, по двое вряд, блистая броней, из леса выезжали всадники.
— А вот и Жирослав! Легок на помине! — Воскликнул было Жилята, и тот час осекся. Одето в броню было едва ли два десятка, ехавших впереди, воинов. За ними потоком текли конники в белых, серых, черных, бурых и каких-то пестрых, полушубках и кожухах, простых, или ярко украшенных вышивкой. На головах у них были шапки.
— Это не наши! — Первым проявил сообразительность Мезеня. — А кто?
На этот вопрос ответил провожатый. Указывая пальцем на покачивавшийся над головами передних воинов хвостатый значок, он произнес.
— Это Пургаз. — И, переполняясь волнением, воскликнул. — Эрзя идут!
И был услышан ближайшими дружинниками. Те тут же встревожено заозирались. Увидели нового врага и весть об этом, повторенная ими на все лады вихрем понеслась над войском, волнуя людей и внося суматоху. Сразу много воинов стало поворачивать в сторону этой новой опасности,
