Пешее ополчение эрзян не устояло в схватке с бронированной конницей. Потеряв многих воинов в первых рядах оно, скатившись с берега, отступило на речной лед, сохранив порядок в середине и на левом крыле рати. Правое крыло, охваченное с фланга, не выдержав удара, сразу же рассыпалось и, отдавшись панике, стало разбегаться. Разбив его, дружины ростовцев и ярославльцев, расчистив себе путь, рванулись навстречу дружине Виряса. Мечеслав смотрел на них, остановив своего коня у самого спуска к реке. Воинов в стремительно сближавшихся отрядах было примерно поровну. Воевода не сомневался в победе своих, но не в силах сдержаться, азартно кричал им, подбадривая, будто те могли его слышать. И возликовал когда старшина ростовцев, сразил переднего врага и, сломав копье, выхватил булаву и принялся ей колотить инязора.
— Бей его Ероха! Бей!
Виряс сумел заслониться щитом, рубанул мечом, получил булавой по шлему и тут же поединщики пропали из виду скрытые сошедшимися в конной битве воинами. Только после этого, Мечеслав смог оторваться от зрелища схватки. Словно опомнившись, он стал оборачиваться, силясь разглядеть, что происходит за спиной. Даже пришлось привстать в стременах, но увидел. За легкой пеленой сыпавшего снега, от дальнего края поля в их сторону, начали движение конники Пургаса. И было их, на глаз, гораздо больше русичей.
— Пора поворачивать! — Обернулся воевода к племяннику. Тот, будто не услышав, во все глаза смотрел на конную рубку.
— Труби скорее! — Толкнул в плечо и Изяслав на это отозвался со странным удивлением.
— Что это они замыслили, дядька Мечеслав?
Воевода посмотрел в сторону схватки. Та уже закончилась победой Ерохи. Что стало с Вирясом, было не понять. Последние же его воины мчались во всю прыть, стремясь убежать под защиту пехоты. Ростовцы и ярославльцы, не уделяя более беглецам внимания, продолжили скакать по реке. Ехавший впереди всех Ероха часто оглядывался видимо для того, что бы криками поторопить своих воинов. Их у него осталось не больше половины, но он продолжал звать их за собой, уводя далеко за спину врага. Мечеслав изумленно смотрел на ростовца, пытаясь понять, на что же он надеется с дюжиной дружинников. Потом его вдруг осенило.
— Ероха сука! Куда!? Назад! Падаль!
Будто услышав, один из воинов остановился, крикнул, что-то старшине ростовцев и повернул обратно. Остальные, во главе с Ерохой продолжали гнать коней, уносясь подальше от боя.
— Бросили нас твари! — Воскликнул, кто то и его сразу многие поддержали бранью. Мечеслав, выкрикнув проклятье, смачно плюнул в след сбежавшим. Обернулся к племяннику. Зарычал на него, так будто тот был виновен в бегстве ростовцев.
— Труби уже телятя! Стоишь, глазами хлопаешь…
Изяслав торопливо схватился за рог. Заныл сигнал общего сбора. В это время эрзянские пешцы, остановившиеся на льду реки, окончательно пришли в себя и вновь пошли на русичей. Те из них у кого еще оставались луки, сейчас про них вспомнили. Одна из стрел едва не попав в Мечеслава, сочно звякнула по чьей-то кольчуге за его спиной. Гнусавый вой рога сразу затих.
Жилята услышав долгожданный сигнал, с облегчением выдохнул.
— Ну, слава Богу! И чего столько ждали? — И обернувшись, заорал воинам.
— А ну раздались! Скорее поворачивай!
Дружинники прянули в стороны, высвобождая место для разворота коней. Теперь последний ряд становился первым. Жилята перешел в него. Лежавшее перед ним поле в нескольких местах бугрилось уже чуть-чуть припорошенными телами дружинников. Сколько? Считать их сейчас не хотелось, но в двух местах он заметил движение. Увидел его так же и Кочень.
— Кто там? — Спросил он, борясь с дрожью голоса. — Кто то из наших от раны страдает, или он так об землю зашибся…
— Или это конь его околевает! — Нарочито грубо перебил Жилята. Ему очень хотелось вместо потерянного копья, подобрать копье одного из павших дружинников. Но до ближайшего из них было довольно далеко, а Жилята боялся оставить юнцов без присмотра надолго. Поэтому он сердился на себя за нерешительность, на воинов за их неопытность, но больше всего на Коченя за излишнюю болтливость. Не в силах более сдерживаться, он рявкнул, что бы тот заткнулся и немного успокоившись, думая о копье, столь необходимом для предстоящей конной сшибки, добавил. — Подъедем, увидим!
Дружина Пургаса обогнула твердь, встав между ней и войском Мечеслава. Развернувшись, между рекой и лесом, перегородила поле, и Жилята оценил ее силу более чем в две сотни конных. Мелькнула мысль — а сколько у нас? Снова посмотрев на лежавших в поле воинов, подумал о том, что когда пойдут в бой там, где они сейчас стоят, лежать останется не меньше. И еще раненые. Но их не много и на правом крыле, только одному из них приходилось помогать держаться в седле. Все остальные годны к битве. Вот только скорее бы она началась. Медлить нельзя. И тут он услышал голос воеводы. Тот, выехав вперед из строя, требовал подойти как можно скорее.
— Да что там у него? — По голосу он понял,