– Знаете. Просто время еще не подошло.
– Сэр Диноэл, – твердо сказала Мэриэтт. – Вы упорно стараетесь втянуть меня в свои игры. Я абсолютно не желаю в них участвовать.
– Вы в них давно участвуете, только вам об этом не сказали… я первый. Мэриэтт, вы бы лучше спросили меня, что нам делать дальше.
– Кому это «нам»? Ну хорошо, и что делать дальше?
– Ждать и глядеть в оба. Будем пытаться что-то понять по ходу событий, авось повезет. Да, с экскурсией пока ничего не получается. Извините. Пойдемте, я вас провожу.
* * *Оставшись в одиночестве, Дин призадумался, а затем быстрым шагом отправился к Олбэни на Монтроз-плейс. Герцог, что редко случалось, сидел в своем «большом» кабинете с окнами наборного стекла и в компании двух секретарей занимался какими-то бумагами.
– О, – воскликнул Дин, – я отвлекаю вас от государственных дел? Ради бога, продолжайте, я зайду позже!
– Нет, нет! – радостно оживился Корнуолл, поднимаясь из-за монументального стола с резной деревянной баллюстрадой. – Мы как раз собирались сделать перерыв. Как на улице? В такую погоду лучше всего сидеть у камина и пить горячий глинтвейн – что я и предлагаю вам сделать. Джозеф, я вас попрошу, распорядитесь, пожалуйста. Садитесь, сэр Диноэл, садитесь.
Диноэл опустился в просторное черное кресло со сложным концентрическим орнаментом на спинке и вытянул ноги.
– Олбэни, не стану скрывать, я пришел потратить впустую примерно полчаса вашего и своего времени, поэтому постараюсь быть краток.
– С удовольствием предоставляю вам такую возможность… Однако, может быть, не совсем впустую?
– Нет, не будем строить иллюзий. За все время нашего знакомства мне еще ни разу не удалось вас ни в чем переубедить, так что я просто облегчу совесть – со всем сознанием бесполезности – и потом мирно отправлюсь пить глинтвейн уже у себя дома.
– Кажется, я догадываюсь, о чем пойдет речь… Но все равно – вы знаете, сэр Диноэл, вы постоянно именуете меня философом, но сам я считаю именно вас самым оригинальным философом в Лондоне и всегда готов слушать с огромным интересом… а вот, кстати, и глинтвейн, спасибо, Джозеф.
– Боюсь, что сейчас я утрачу в ваших глазах всякую оригинальность… но бог с ним. Олбэни, знаете, сколько у меня осталось друзей? Того, к кому можно прийти и просто высказать то, что на душе? Только вы и Скиф. Но Эрих весь ушел в науку, да так, что я даже не решаюсь к нему подступиться. Он и всегда оценивал этот мир в иных категориях, а теперь и вообще воспарил над нами, простыми смертными, да и то верно, сколько можно скакать по пещерам и лабиринтам… У меня полно всяких хороших знакомых, но говорить по-настоящему искренне я могу только с вами, Олбэни. Не буду петь дифирамбы вашим талантам, это отдельный разговор, но скажу, что из всех известных мне людей вы – самый честный и порядочный, самый, что называется, настоящий. Только с вами могу быть до конца откровенным. И это откровение – дань моего уважения к вам.
– Благодарю за теплые слова, я прямо-таки почувствовал себя Горацием, но согласитесь, такое вступление несколько настораживает. Пейте, ради бога, и скорее переходите к основной части, а то я начинаю волноваться.
– На мой взгляд, вы на пороге одной из самых больших ошибок в своей жизни. Олбэни, она вам не подходит.
– Так-так, – с неизменным дружелюбием кивнул Корнуолл.
– Бенни, выслушайте меня серьезно. Мэриэтт – девушка решительная, целеустремленная, характера непреклонного, даже в чем-то фанатичного. Вашу мягкость, вашу интеллигентность и терпимость она принимает за слабость, и уж точно собирается вас переделать… на свой манер. Боюсь, она даже не догадывается, на какой стальной каркас налетит – об него расшибали лоб дамы с куда более крепкими лбами, как мы оба с вами помним. Столкновение неизбежно, ни вы, ни она не из тех, кто уступает, посыплются искры, и бог ведает, куда это заведет. Взвесьте все еще раз… Олбэни, чему вы, собственно, улыбаетесь?
– Я улыбаюсь потому, что мне чрезвычайно приятно ваше беспокойство, ваши дружеские чувства… Но ответьте, сэр Диноэл, а такое понятие, как любовь, вы совсем не принимаете в расчет? Ах нет, постойте, вы уже процитировали «Гамлета» и теперь, наверное, сделаете это снова: «В ваши годы живут не бурями, а головой»?
– Бен, это вы сказали.
Герцог сокрушенно покивал.
– Друг мой, друг мой. Вы правы, уже никак не меньше десятка людей обращались ко мне с предостережениями в этом роде, в том числе, как вам известно, и Роберт. И неужели вы полагаете, что я не обдумывал дни и ночи эту ситуацию со всеми вероятными последствиями?
Корнуолл вдруг вернулся за стол и уселся, положив перед собой руки.
– Да, вы всегда учили, что в подобных рассуждениях любовь следует выносить за скобки. Безусловно, вы в чем-то правы, чувства – это материя, которая не поддается не только управлению, но даже и просто описанию… Как вам известно, я вовсе не собирался жениться, справедливо, как мне казалось, считая, что двух предыдущих браков было вполне достаточно. Но моя жизненная позиция претерпела значительные изменения… Впрочем, это отдельный и долгий разговор. После войны прошло уже больше двадцати лет, и что же? Кратко выражая суть дела, могу сказать, что я более чем разочарован итогами послевоенной коалиции.
– Странное дело, – заметил Дин. – Я уже от стольких людей слышал, что они разочарованы итогами войны, что уже не очень понимаю, а зачем мы вообще побеждали? Однако продолжайте, друг мой, я весь внимание – скажу лишь, опережая события, что не слишком удивлен – вы далеко не первый, кого к женитьбе подтолкнули политические соображения – вспомним Юлия Цезаря.
Олбэни усмехнулся:
– Диноэл, как мне не хватало вашей иронии… Мои надежды на грядущее мироустройство не оправдались, и я задумался не над итогами войны, а над итогами собственной жизни. Увы, они представились мне неутешительными. Вы знаете, мое имя, мое положение и должности никогда меня не радовали, в сущности, все эти годы я оставался посредственным администратором, так сказать, с литературным уклоном… Кажется, Ренар сказал, что можно всю жизнь просидеть на приставном стуле – боюсь, это обо мне… На государственном поприще Роберт, например, уже теперь в десять раз способнее меня… Но и об этом мне не хотелось бы сейчас говорить, это увело бы нас далеко в сторону. Как вы помните, я много раз высказывал стремление отойти от дел и посвятить остаток дней тому, над чем вы так мило подтрунивали с первого дня – книгам и философии. Но этого мало. Я вдруг понял, что наконец-то могу осуществить свою давнюю мечту. Диноэл, я всегда хотел иметь семью, большую семью, дом… Друг мой, поверьте, единственная роль, которая приносила мне
