С этими словами граф Роберт вновь зажужжал двигателем своей каталки, развернулся и, не дожидаясь ответа, уехал. Диноэл перекинул через плечо ремень кофра, подхватил портфель, спустился и вышел. Дверь ему пришлось открывать самому.
* * *Первое появление Диноэла у него дома, когда с утра пораньше он забежал, схватил сумку с инструментами и вновь исчез, у заспанных девушек особых эмоций не вызвало, зато, когда он вернулся с объемистым куглевским портфелем под мышкой, на приветствия уже никто не скупился.
– А вот и наш Питер Пэн! – радостно объявила Алексис, в махровом тюрбане по случаю свежевымытой головы. – Возвратился к своим Венди после того, как всю ночь изменял им с феями и русалками!
– Ты не Венди, ты Огненная Лилия, – проворчал Дин. – Венди у нас Эшли.
Эшли тоже молчать не стала.
– Фортуна не лучше других женщин, – покачала она головой, глядя на портфель. – Как такому разгильдяю, как ты, удаются подобные вещи? Есть предел у везения?
– Талант, – хмуро отозвался Диноэл. – Девчонки, у нас в руках, вполне возможно, информация государственного значения. Поэтому – синий код, воткните защиту процентов на семь-восемь, чтобы нас, по крайней мере, кирпичами не засыпало, отложите свои пушки, распечатывайте сейф и доставайте стволы покруче. Алекс, ты внизу, у дверей, Эшли со мной на галерее.
Здесь надо пояснить, что дом Диноэла на Кунсмилл-роуд, форпост земной цивилизации в самом центре Лондона, обладал свойством в случае необходимости превращаться в настоящую крепость. И снаружи, и внутри тут скрывалось немало всевозможных занятных приспособлений из области броневых технологий, незаметных для постороннего взгляда, но главным был неправильной формы купол силового поля, охватывавший практически все жилые помещения. Запущенное на полную мощь, это устройство должно было выдержать прямое попадание чего угодно. Включали его, однако, всего раз или два за всю историю, да и то на какие-то десятые процента – во-первых, не было ни малейшей нужды, во-вторых, генератор поля был чудовищно прожорлив, и последующая зарядка аккумуляторов создавала немалые проблемы.
– Станкач расчехлять? – осведомилась Алексис из глубины кладовки.
– Не валяй дурака, – ответил Диноэл. – Война, что ли? Бери своего пустынного, садись и ни о чем не думай.
Поднявшись к себе, он поставил портфель на стол и еще раз тщательно его просканировал – да, действительно, кроме самого Кугля к нему никто не прикасался. Это уже что-то значит. Он выгрузил папки, внимательно осмотрел внутренность обширного замшевого чрева, сел и приступил к делу, время от времени косясь в нижний этаж, где Алексис, с удобством устроившись в гостевом кресле, размотала мокрые волосы и лихо орудовала профессиональным феном со сложной насадкой, попутно доставая из мешка шипастые бигуди. На коленях у нее лежал хорошо знакомый Дину «дезерт-теховский» буллпап со спаренными магазинами и горбом коллиматора.
Куглевы папки были в самом буквальном смысле слова забиты всевозможными документами, фотографиями, распечатками и какими-то, черт их знает, ватманами в конвертах – создавалось впечатление, будто Конрад укладывал свой архив то ли в отчаянной спешке, то ли вообще на бегу. С далеко не всегда свойственной ему аккуратностью Дин принялся тщательно раскладывать все по бумажке – при всей своей безалаберности он знал, что порядок – это уже сама по себе половина успеха.
Первое – никакого письма, завещания или просто пояснения не было, что навевало грусть. Само же наследие уверенно разлагалось на две части. Одна часть производила впечатление торопливо и бессистемно награбленного архива Стимфальских документов военной поры с обилием неудобочитаемого готического шрифта – копии, выписки, оригиналы, какие-то бесконечные инвентарные описи, десятки списков на тысячи и тысячи неведомых имен, транспортные накладные, свидетельства генерала Вольфганга Ветте, и вообще черт ногу сломит. Прокопавшись битый час, Диноэл наконец сообразил, что вся эта мешанина относится к давней истории эвакуации на Тратеру примерно пятидесяти тысяч стимфальских ученых, инженеров, сотрудников военных производств и разного иного персонала – их отправили уже где-то ближе к концу войны, и дальнейшая их судьба неизвестна. Похоже, Кугль придерживался бытовавшей некогда фантастической версии, что вся эта команда так и осталась на Тратере, со всем оборудованием и материалами скрывшись в неких бескрайних подземельях, и там, едва ли не по сию пору, кует для уже не существующего режима грозное оружие возмездия.
Диноэл только покачал головой. Во-первых, никаких циклопических подземелий на Тратере никогда не было. Во-вторых, жизнь приучила его следовать принципу средневекового редукциониста Оккама. Да, Кромвель так и не сумел превратить Тратеру в полноценную военную базу, но транзит через Тратеру шел всю войну, и даже сегодня многие его адреса и трассы неизвестны – Вселенная велика, искать – двадцати жизней не хватит, например, все тот же Траверс, да плюс послевоенная неразбериха. Тут версий сколько хочешь, без всяких сказочных подземных царств.
Да, но Кугль, несмотря ни на что, грамотный профессионал, мистическими озарениями не страдал и конспирологических гипотез никогда не строил. Он что-то знал. Зачем в критическую минуту, возможно, рискуя жизнью, прятать эти документы? Острые морозные коготки вновь пробежали по позвоночнику. Вот же, черным по белому: Челтенхэм. Баржи со стройматериалами. Эмбриоконверторы. Господи, у Кромвеля уже в сороковых были эмбриоконверторы, с ума сойти. База. Портал. Ах, чтоб тебя.
А вот фотография – почему-то Дин не мог отвести от нее глаз. Снимок был старый, блеклый, с густой серой вуалью, вдобавок его, похоже, использовали не по назначению: он был переломлен пополам, и каждая половинка – еще раз по диагонали. Не без усилий можно было разобрать четырех человек в униформе, несколько ящиков, и на заднем плане – неопределенный горный ландшафт. Справа врезался светлый клин – похоже, край неясного водоема, не то реки, не то озера.
Но фотографическая зрительная память и десятилетия знакомства с Тратерой помогли Диноэлу, позволив на первых порах обойтись без компьютерной магии. Уже через минуту он сообразил, что перед ним берег Тимберлейка, и снимок сделан с Верхней Таможенной пристани, с левого берега Твидла, и горный склон на фоне хмурого неба – это Джевеллинская седловина, а крошечный темный треугольник на воде, обрезанный краем снимка, – это подступившая тень Челтенхэма, по которой, кстати, можно заключить, что фотография сделана летом, где-то после трех дня.
Ящики, подумал Диноэл. Не стандартные контейнеры. В который раз в этой истории, едва дело доходит до Челтенхэма, появляется предельно компактная упаковка. Понять это нельзя, надо запомнить. Разгружали эти ящики, само собой, с баржи, и пришла эта баржа сверху, то есть из Лондона, Марло или Рединга, иначе при чем тут Таможенная пристань, и
