– Ладно, так что ты хотел рассказать? От чего ты до сих пор в шоке?
Дин перекатился на край постели, свесился, запустил руку в лежавший на полу плащ и достал две сложенные вчетверо страницы из заключений Кугля.
– Прочитай и постарайся оценить масштаб. Кстати, часы ты тоже не сняла. Потрясающее зрелище, когда на тебе надеты одни часы… Это писал Кугль, тот самый архитектор, что перестраивал дом Олбэни.
– Он твой агент?
– Мой лучший агент. Вникай, вникай. Странная история с его смертью. Убили его люди, никакого отношения к Ричарду не имеющие, да и зачем ему тайные операции, он-то может действовать вполне официально… Это были посторонние наблюдатели, и поставил их, скорее всего, тот самый человек, который и заключил договор с Ричардом, Джон Доу. По каким-то соображениям он Ричарду не слишком доверяет и очень боится, что сделка сорвется в последний момент, поэтому и прислал людей проследить, поэтому и приказал избавиться от опасного человека – на всякий случай, чтобы он мне лишнего не сказал… Кугля он не обманул, тот заметил слежку, успел спрятать портфель, так что, я думаю, Джон Доу пока не в курсе этих чудес… Какая-то тут есть очень темная сторона… Мы полагали, что Тратера – сплошное занудство и рутина, где есть одно местечко с чертовщиной. А теперь выясняется, что вся планета – сплошная чертовщина.
Мэриэтт дочитала и подняла на Дина широко открытые глаза.
– Боже мой, меня-то ты не считаешь инопланетной шпионкой?
– Не считаю, но должен признать, некоторые места у тебя просто неземные.
– Но как же так… Люди, Лондон, мой отец… Как такое возможно?
– Кто бы мне объяснил, как такое возможно.
– Послушай, а вдруг какая-то ошибка, путаница? Если я просто спрошу у дедушки?
– Не стоит. Ибо сказано: не спрашивайте, и тогда вранья не услышите. Не забывай, мы с тобой тоже участники игры, о которой пока ни черта не знаем… Мне пришлось об этом сообщить, иначе бы появился повод быстро и легко от меня избавиться, но времени у нас теперь еще меньше.
– А Агнесса? Ты думаешь, она в курсе того, что происходит?
– Ага, ты начинаешь верить, что у нас тут что-то происходит… Нет, вряд ли Агнессе известно что-то особенное, хотя, думаю, она о многом догадывается… Скорее всего, Ричард просто использует ее, так же как и нас.
Дин привлек Мэриэтт к себе и осторожно поводил губами по ее лбу.
– Кто знает, может быть, я чего-то не рассчитал, возможно, человек, которого подкупил Ричард, могущественней, чем я думал, и у него в распоряжении есть такие рычаги, что зед-куб введут уже через неделю. Мне нужно срочно уехать на несколько дней, разобраться на месте, а к тебе у меня будет просьба.
– Задание… – театрально ахнула Мэриэтт.
– Прекрати, ты же знаешь, как я не хочу тебя в это все втягивать. Но у меня выхода нет. Посмотри сюда, ты знаешь этих людей?
Мэриэтт пробежала глазами следующий листок.
– Обоих Соммерсетов я, конечно, знаю, кто их не знает, Солсбери тоже видела, а остальных – нет.
– Все они регулярно бывают в Челтенхэме и, как я догадываюсь, знают о портале побольше, чем мы с тобой. Понимаешь, то, что раскопал Кугль, дело небывалое, и доказать это или опровергнуть у нас сейчас нет возможности. У нас на сегодняшний день одна, прежняя зацепка – Челтенхэм. И если я ничего не путаю, секретом нашей зацепки владеют вот эти ребята.
– Прости, что перебиваю, но разве ты не можешь туда поехать, замерить, просветить, простукать стены и все такое?
– Это уже сделано, и не один раз, и я там тоже бывал, и все напрасно. Я уверен, что даже если разобрать весь замок по кирпичику, и то ничего не найдешь. Слишком просто, так не бывает – где-то потайная волшебная дверца, а у кого-то – золотой ключик. Дверцу можно найти, ключик – отобрать, и дело в шляпе, и глупо надеяться, что твой дедушка, или кто уж там, такого варианта не предусмотрел. Нет, киска, ключик точно есть, но запрятан он так, чтобы ни увидеть, ни даже догадаться о нем было невозможно. Что-то мне подсказывает, что дело в самих этих людях. У вас в клинике есть архив?
– Разумеется, есть.
– Покопайся в нем. Голову даю на отсечение, вся эта команда обследовалась в Хэмингтоне. Поищи, пораскинь мозгами – у них должно быть что-то общее и, возможно, что-то общее с Ричардом. Есть одна подсказка. Когда я был у Барселоны, он в какой-то момент отнесся ко мне серьезно и сделал вот так.
Тут Дин приподнялся и, как сумел, воспроизвел жест гения, выставив три пальца над головой.
– И что это значит?
– Вот об этом ты и подумай. Мне он не объяснил.
Мэриэтт покачала головой:
– По-моему, это уже чересчур. Тебя долго не будет?
– Дня три.
– А когда уезжаешь?
– Прямо сейчас. Я же говорю – время работает против нас.
– Нет, ты точно с ума сошел. Ливень! Да и дверь тут открыть – целая морока.
– Ты же знаешь – мне не нужны двери. Романтика профессии…
Он оделся, Мэриэтт зачарованно смотрела на его снаряжение, и впервые ей в сердце кольнула тревога.
– Ты там как-нибудь поосторожнее, – тихо сказала она. – Береги себя.
Диноэл улыбнулся:
– До чего же приятно слышать… Ты, главное, верь в меня. Твой парень дело знает… Иди сюда.
Мэриэтт подбежала, Дин расцеловал ее, где только смог, на прощанье пощекотал в деликатном месте, потом натянул перчатки, открыл окно, за которым рокотал и барабанил дождь, махнул рукой вниз – Мэриэтт уже знала, что означает это движение, – и сгинул. Она тут же выглянула вслед, но увидела лишь карниз, бурлящий пузырями желоб, тусклый блеск мокрой мостовой и серую пелену со смутными очертаниями домов.
В двух шагах от пропавшей в дожде Голден-сквер, на углу Бридл и Брюэр-стрит, под защитой арки, в коляске с поднятым верхом дремала Алекс, и рядом с ней стоял уже известный однолямочный походный рюкзак, известный своей способностью легко перемещаться со спины на живот и обратно. Коляска качнулась на рессорах, Диноэл плюхнулся рядом с рюкзаком.
– А, нагулялся, глаза твои бесстыжие, – изображая холодную неприязнь, произнесла Алексис.
– Ты у нас ангел небесный, – отозвался Дин.
– Думаешь, от нее будет какой-то толк?
– Я не знаю, будет ли от нас всех хоть какой-то толк. Потом, у меня чувство, – проворчал Дин. – Ладно, где он?
– По-прежнему в Дархеме. Живет в монастыре со своей перезрелой милашкой, но встречается с ней только в саду. Ведет душеспасительные беседы. О чем можно столько разговаривать? Есть две стенограммы – тоска зеленая, все о древнегреческих пьесах, можешь взглянуть.
– Не надо. Как думаешь, они там еще надолго?
– Похоже на то. Этой их тягомотине конца не
