Но у Мэриэтт при виде этой мутной во всех смыслах картинки отчего-то сжалось сердце. От разодранного листочка дохнуло ужасом, отголоском тех кошмаров, которые она когда-то изгнала из памяти, заперла в сундук под семью замками и навеки замуровала в недрах и толщах. И вот теперь благодаря невнятной бумажке Мэриэтт ощутила, как там, за теми самыми запорами-засовами, вдруг шевельнулось нечто неумершее и страшное. И одновременно еще одна мысль неожиданно пришла в голову: а ведь если бы не Диноэл, она бы ничего этого не узнала.
Однако посвящать Диноэла в свои страхи и подозрения Мэриэтт в тот раз не стала. Она была человеком взвешенных решений и, кроме того, не зря воспитывала в себе дисциплину мышления. Что ей известно? Да, в общем, ничего – горсть странных фактов и неясные догадки. Что же, броситься Дину на шею с криком «Любимый, ты был прав»? Но в чем прав? Выражение «себе на уме» давно уже стало для Мэриэтт чем-то наподобие жизненного кредо: в трудной ситуации она не торопилась ни доверять постороннему суждению, ни делиться с кем-то пришедшими в голову соображениями. Надо все обдумать. Выдержки на это у нее хватало.
Но процесс уже пошел – призраки, пожравшие разум отца, вновь ожили в душе дочери. В ту ночь, когда, крадучись, Диноэл вступил под своды Челтенхэмского замка, Мэриэтт вновь услышала во сне железный плач поездов и проснулась от этого плача, да так, что едва не подскочила на кровати.
– Это была репетиция, – произнесла она вслух.
Да. Вот почему дедушка Ричард столько раз повторял опыт по трансформации аксона. Его не волновал результат, он был Ричарду известен заранее, ему важно было учесть и предусмотреть все те мелочи и случайности, которые могли возникнуть, когда все то же самое начнет проделывать Мэриэтт. Король стремился обезопасить себя от любых неожиданностей на этом пути.
Она встала и зажгла настольную лампу. Вот он, злополучный листок, предвестник беды, преступно вынесенный из хранилища. Нет смысла таиться от самой себя. Разумеется, это Грэйвсендская стенка – та, что забрала жизнь Салли. Если бы Салли не погиб, она никогда бы не уехала на Тратеру, в Лондон. А в Лондоне ее уже ждала карьера, тщательно подготовленная еще в сорок седьмом году. И Диноэл сейчас бы не отправился в смертельно опасное путешествие на Челтенхэмскую скалу. Не рассказал бы о страшных делах Ричарда, о его далеко идущих планах… От всего этого сбежал отец, считавший Ричарда самим дьяволом… Что же это – просто паранойя?
Мэриэтт в полной мере ощутила на себе то, что можно было бы назвать «синдромом Бабингтона» – человек еще толком ничего не понял, не разобрался в ситуации, но уже явственно ощущает себя во власти необъяснимых и недобрых сил. «На темной стороне Луны живут злобные карлики», – говорил ей отец, когда, напуганная его криками, она будила его среди ночи – Джулианна работала в двойную смену. Эта фраза Гарри почему-то непрерывно крутилась у Мэриэтт в голове. Злобные карлики сделали из нее пешку в чужой, неизвестно к чему ведущей игре. Об этом и говорил Диноэл. А он не появился ни на следующий день, ни на следующую ночь. На вторые сутки, после часа дня, у Мэриэтт сдали нервы, и она помчалась в дом Дина на Куинсмилл-роуд.
Девицы встретили ее приветливо – Мэриэтт десять раз возблагодарила судьбу за то, что за время предыдущего отсутствия Диноэла сумела наладить с ними отношения, – но опасений ее не разделили.
– Эко диво, – сказала закаленная в передрягах Алексис. – Бывало, на полгода пропадал – хорошо, ему начальство все спускало. Не то еще было, не то еще будет.
Эшли тоже не слишком беспокоилась.
– Заминки в нашем деле – вещь обыкновенная, – заметила она. – К тому же точных сроков шеф не называл. Так что пока рано о чем-то говорить.
И тут она высказала чрезвычайно разумную мысль:
– Поезжай сама в Челтенхэм. Тебя-то уж точно никто остановить не посмеет.
У Мэриэтт загорелись глаза.
– Дайте мне пистолет.
Но тут девушки дружно уперлись.
– Ты обращаться-то с ним умеешь? – спросила Алексис. – Сама не застрелись.
Эшли тоже скептически покачала головой.
– Не стоит. Ты принцесса, твое имя сделает больше, чем любое оружие.
Мэриэтт бросилась домой, в Хэмингтон, и, снаряжаясь в путь-дорогу, вдруг остановилась и замерла, уронив руки и неподвижно устремив взгляд в окно. К ней пришло не прикрытое никакими отговорками понимание того, что возвращаться, может быть, и не придется. Но ведь и в самом деле – зачем возвращаться, если твердо знаешь, куда ехать? Мэриэтт присела, потом встала, собрала всю нашедшуюся под рукой документацию, все записи, все флэшки, все черновики отчетов и все затолкала в рюкзак вместе с картой и термосом, затем спустилась на стоянку, оседлала гравицикл и, безрассудно загнав аккумулятор, как лошадь, к полуночи уже входила в распахнутые ворота замка. Она прошлась по безлюдным этажам, заглянула в открытый, по непонятным причинам, кабинет Ричарда, снова спустилась в нижний зал и там, у внутренних дверей, нос к носу столкнулась с вымотанным и погруженным в невеселые размышления Диноэлом.
Естественно, он заметил ее первым.
– Надо же, какая теперь у Ричарда охрана, – сказал Дин, обнимая ее. – Как ты здесь очутилась?
– Я волновалась, и твои девушки посоветовали поехать самой.
– Да, да… Какое сегодня число?
– Двадцать второе.
– Что ж, уже неплохо… Ты наверху была? Есть там кто-нибудь? Внизу никого, и кухня пустая. Они, сволочи, всю еду с собой унесли и забаррикадировались в пакгаузе за часовней. А я есть хочу – умираю, оголодал, как собака, а на синтетические концентраты уже смотреть не могу.
– Я ничего с собой не захватила… Господи, ты даже похудел. Подожди, но у тебя все в порядке? Удалось что-нибудь узнать?
– Удалось, – вздохнул Дин, по-прежнему удерживая ее за талию, но глядя в сторону. Они стояли на серебряном языке лунного света, падающего через распахнутые ворота, и еще два таких же дымных призрачных столба из бойниц пробивали пространство у них над головой и упирались в парапет площадки второго этажа.
– Мы были правы, – сказал он. – Это портал. У Ричарда есть выход в тысячи и тысячи миров. В чертову прорву Вселенных. Между этими мирами публика носится косяками, а он хозяин такого прохода и берет за это деньги. Вот откуда его золото… Но это не главное. Главное то, что в этих пространствах есть ты, есть я, есть Земля, есть Тратера – множество вариантов, в точности похоже, не в точности… Есть мы, не совсем мы, старые, молодые… любые. Представляешь, какие открываются возможности? Вот она, его
