Диноэл намотал тайскую черную налобную повязку, предохраняющую глаза от пота и крови, вновь облачился в привычный «двести одиннадцатый» макинтош, рассовал по положенным местам «клинты», патроны и всевозможную мелочь и прихватил кейс со своим любимым девятимиллиметровым «сейбром» десятой модернизации.
– О, – сказала Эшли, – вот в таком виде ты действуешь на меня успокаивающе. Прямо аспирин. Да, брось на заднее сиденье… Между прочим, Рамзес нас так просто к Цитадели не подпустит. А на отдел, как понимаю, рассчитывать бесполезно?
– Бесполезно. Но мы и не станем ниоткуда подходить. Воспользуемся плодами моей семейной драмы… Вот теперь я понял, зачем ко мне приходил Слон… В Цитадели есть портал. Даже если Рамзес о нем знает – я теперь ни в чем не уверен, – то вряд ли он кому-то об этом сказал, в лучшем случае поставил там рядом рядовую шавку без всяких объяснений… Но скорее всего, он ни о чем таком и не подозревает. Организуем для него сюрприз, не одному Ричарду людей удивлять…
Тут он вспомнил Цитадель и то, как был потрясен, увидев ее впервые – как она висит в Космосе над звездами и под звездами, на фоне длинной, пестрой, оранжево-синей туманности, распустив параболические многокилометровые лепестки, растущие из кольцевого причального модуля, а позади поднимаются трапеции доков Биджелы с параллельными пунктирами огоньков… и совершенно неожиданно у Диноэла поднялось настроение. Можно даже сказать, резко поднялось – впервые за все последние месяцы.
– К тебе приходил Слон? Постой, но он же давно умер. Или я что-то путаю?
– Ты ничего не путаешь. У меня было видение, или называй как хочешь… Ты знаешь, иногда я начинаю верить в судьбу и все в этом роде. Как выясняется, это не всегда пустые слова… Ладно, бог с ним, лучше скажи, чем мы на сегодня располагаем?
– Двадцать второй «Оспрей» в Уилслос-филде.
Дин засмеялся:
– Эш, ты что, роту собираешься с собой прихватить? Куда нам такой фургон? Ладно, поехали, разберемся… Знаешь, что скажет нам эта мерзавка вместо «спасибо»? «Почему так долго?» И еще: «Напрасно беспокоились, у меня все было под контролем!» Сейчас направо, и там будет выезд. Ты только посмотри, какая великолепная осень!
Телефон снова зазвонил.
– Да.
– Привет, – произнес женский голос с приятной хрипотцой. – Не пытайся вспомнить, не узнаешь. Это Сандра Кобург, Перекрестки.
– Очень даже я тебя узнал. Как дела?
– Ничего. Я ушла от Родерика.
– Ух ты.
– И еще я больше не Медуза Горгона. Вот так. Что скажешь?
– Скажу, что это надо видеть.
– Спасибо. А когда?
– Прямо сейчас не получится. Денька через три-четыре загляну.
– Что, на этот раз я все правильно сказала?
– Ну, в общем, да.
– Хорошо. Я подожду, только ты не обмани. Удачи тебе.
Трубка смолкла, Эшли хмыкнула.
– Как всегда, одно и то же. Тебе еще не надоело? Кстати, ты семейный человек.
– Кажется, уже нет. А тебе-то что? Ты за меня замуж не пойдешь.
– А ты звал?
– Нет. Духу не хватало.
– Вот то-то же. Кстати, так куда мы держим путь?
– Куда теперь ведут все пути? На сказочный остров моей мечты. Он называется Челтенхэм.
– Там теперь все перекрыто. Такой планеты, как Тратера, больше не существует.
– Давно такие вещи стали тебя останавливать? Эш, мы открываем эпоху приключений. Нас ждет чудесная встреча с графом Робертом, с удивительной Гильдией, магнатом Родериком, чертом в ступе, и вообще бог знает с кем. Я покажу тебе Перекрестки, покажу Зеленый каньон… Знаешь, что недавно сказал мне один романтический пьяница? Если не попадаешь в ключевые точки какого-то сценария, то можешь начать свой собственный. Вот этим мы и займемся.
– Как все радужно.
– Ну, ты ведь не собираешься жить вечно? Я тоже.
* * *«Надеюсь, что это ложная тревога», – сказал веселый профессор Розенталь Эрике Ленгсхольм. Но надежда не оправдалась. Тревога оказалась очень даже настоящая, и спустя пять мучительных часов она привела к тому самому результату, к которому так стремилась Мэриэтт. Неделю спустя все трое сидели в кабинете Розенталя и обсуждали сложившуюся ситуацию. Точнее, правда, будет сказать, что обсуждали профессор и Эрика – Мэриэтт уже все решила и обсуждать ничего не желала.
– Что ж, поздравляю, – говорил Розенталь, – анализы подтверждают – никаких следов вирусных матриц в крови, все чисто. Что же до самого плода…
– Ребенка, – хмуро поправила его Эрика.
– Хорошо, ребенка – то приходится согласиться с вашим решением. Срок недостаточный, и к тому же опыт показывает, что на первых стадиях постнатального развития большинство эмбриональных патологий обостряется до критического предела, так что… Как сказала бы моя бабушка – было в старину такое печальное, но очень емкое выражение – не жилец…
– Знаешь, Адам, – со злостью вмешалась доктор Эрика – надо сказать, что этих двоих связывали не только служебные отношения, – ты по натуре добрый человек, но иногда рассуждаешь, как людоед. Да, у мальчика серьезные костные деформации, но, во-первых, далеко не критичные, во-вторых – в значительной степени устранимые. Мэриэтт, во всех прочих отношениях это совершенно здоровый ребенок. Ну не выиграет он Олимпийские игры – вам это очень нужно? Вы же мать, ему будет нужна ваша ласка, ваша поддержка…
Мэриэтт встала и взяла сумку.
– Решим так, – примирительно сказал Розенталь. – Вернемся к формуле, которая уже принесла нам успех: понаблюдаем. Как только выяснится что-то определенное, мы вам немедленно сообщим, так же и господину Терра-Эттину, если он к тому времени даст о себе знать…
– Не надо, – сказала Мэриэтт. – До свидания, большое вам спасибо.
Она вышла из кабинета и аккуратно закрыла за собой дверь.
На крыльце клиники, над хитросплетением лестниц, пандусов и никелированных перил, Мэриэтт остановилась. Осень. Прохлада. В пронзительно синем небе высокие гряды облаков. Башни Старого Города, за ними, вдали – желто-багряные холмы. Господи, до чего же здорово. Невыразимо прекрасно. Ей нет еще тридцати. Прав был классик – хорошие туфли на каблуке веселят ногу. Да, она заплатила страшную цену, но отныне все кончено, кошмары, изобретенные злыми карликами с темной стороны Луны, позади. Мэриэтт чувствовала, что освободилась от той страшной, необъяснимой зависимости, которая пришла к ней там, в Лондоне. Черный кусок судьбы, крутясь, улетел в бездну времени. Есть любимое дело. Есть чудо душевного спокойствия. Есть вновь обретенная легкость бытия. Остальное придет. Ей все по силам.
* * *Мотор дрезины едва слышно мурлыкал, и тренированное ухо Диноэла без труда уловило в рельсах шепот и нарастающую вибрацию. Он вспомнил Володины предостережения и, затормозив, сволок телегу с пути. Тотчас же далеко позади обозначился нарастающий гул, и показался приближающийся
