В итоге у него в руках оказалось, грубо говоря, две с половиной версии. Горе горькое, предки Ричарда считали их дюжинами, да и его самого учили, что статистика начинается с четырех, но что поделаешь? Хорошо уже и то, что разнобой оказался на удивление невелик – все отрывки объединяла удивительная синоптичность, и во всех контрольные точки буквально захлебывались в крови, – что и напугало отца. Сам Ричард-младший был по натуре человеком разумно-добродушным, если не считать редких вспышек ненависти, доходящей до бешенства; и с ними он, как мог, боролся, поэтому необходимость идти к своей цели в буквальном смысле слова по головам и развороченным внутренностям многих сотен людей внушала ему естественное омерзение. Это был не просто тяжелый, а отвратительный выбор.
В итоге стартовая картина выглядела так: во-первых, следовало заручиться поддержкой инопланетного воителя Джона Кромвеля, посулив ему информационное обеспечение через Аналогов, а затем, поспособствовав воцарению на шотландском престоле Шелла Бэклерхорста, поддержать его оружием и деньгами, жениться на его сестре и дальше, используя создавшееся положение, вторгаться в Англию с шотландской территории. Что касается Земли и КомКона, то здесь свобода и независимость рождались из куда более сложной комбинации.
Корча страшные рожи и кривя знаменитые губы в невероятные гримасы, Ричард безжалостно расчерчивал страницы древнего фолианта плотницким карандашом.
– Она родит мне сына, – бормотал он. – Так… Тут уже внучка. Черт, сколько же ждать… Быстрей никак… А это, это еще кто? Старый знакомый… Вот по этому тексту… Ладно, время есть… Пока что Бэклерхорст…
То, что означенный Бэклерхорст жил не тужил во Франции, мирно изучал какие-то науки и ни о каких царствах и коронах думать не думал, Ричарда не смущало. Интуиция подсказывала ему, что магнетизм власти, сила денег и убеждения, да и вообще мощь шестерней политики на его стороне, так что здесь особых затруднений не будет. Куда более интригующей выглядела история его собственной женитьбы. Эта тема, к величайшей досаде Ричарда, почти полностью терялась во мраке летописного провала – даже с именем будущей супруги все как-то путалось и одно противоречило другому. Все линии сходились на том, что супруг будет называть ее Джинни, но на этом всякая конкретность заканчивалась. Но Джинни – это и Джиневра, и Вирджиния, и еще неведомо что, поди угадай, кроме того, Джинни могли запросто перепутать с Дженни, а это еще добрая дюжина вариантов. Но это как раз Ричарда пугало меньше всего, он знал, что имена – любимое обиталище исторической неразберихи, и для ясности в этом вопросе требуется уникальное совпадение: летописец должен быть современником и соотечественником, но где же такое сыскать? В девяносто девяти случаях из ста сведения удается почерпнуть лишь у иностранца, плутающего в чуждой его уху фонетике, да вдобавок еще и живущему лет двести спустя после описываемых событий, когда и родная земля за пересказами, легендами и просто сменой языка успела подзабыть подлинное звучание имен своих героев.
Нет, Ричарда взволновало совсем не это. Молодого герцога насторожили – и это делает честь его научной и политической интуиции – два странных момента. Первый: о его свадьбе говорилось блеклым, обыденно-официальным тоном, словно о событии хотя и важном, но вполне заурядном и давно ожидаемом – вот тебе и историческая веха. Второе: к своему удивлению, Ричард не встретил ни единого упоминания о каких-либо взаимоотношениях – дружеских или неприязненных – между Бэклерхорстом и его сестрой. Впрочем, подумалось Глостеру, возможно, особой странности тут и нет, они были разлучены еще детьми, снова встретились уже в зрелом возрасте, и никакой привязанности между ними не возникло. Все так, но смутное ощущение некоего подвоха не покидало Ричарда.
И все же главный промах нашего исследователя заключался не в этом. Несмотря на все свое внимание к мелочам, самую вопиющую деталь, перст Божий, Глостер пропустил, лишний раз доказав, что человек видит то, что хочет видеть, и на всякого мудреца довольно простоты. Генеральная версия приводила портрет нареченной – маловразумительную цветную гравюру, схематичное изображение длинноносой брюнетки (впрочем, спустя многие годы, когда, к слову сказать, уже было поздно, Ричард подивился сходству скупых ломаных линий с оригиналом) – и, самое интересное, фамильный герб невесты. Тут, над этим гербом, Ричарду и следовало бы призадуматься, но в его голове настолько прочно засело представление о шотландской принцессе, уже ставшей английской королевой (а какие-либо пояснения в тексте отсутствовали), что у герцога даже не возник вопрос: а почему шотландская символика дана в английской транскрипции? Как на поле щита попали красные английские львы? Где традиционный эдинбургский единорог?
Смутила его и еще одна странная деталь. Как раз там, где шло ключевое описание его будущей жены, полторы строки были утеряны чисто физически, благодаря типографскому дефекту, и дальше следовала загадочная фраза: «Латунное кольцо Ричарда, ироничный дар судьбы, королева хранила всю жизнь и не рассталась с ним даже в могиле». «Что за чертовщина, – подумал Глостер, – тут скрыта какая-то интрига. Почему латунное? Я в состоянии подарить невесте какое угодно кольцо, хоть золотое, хоть платиновое, хоть из иридия, и с камнем в полруки». Чутье, унаследованное от многих поколений Проводников, подсказывало, что речь идет о чем-то другом, но о чем? Какой ироничный случай?
Точно в таком же недоумении были чуть позже и парижские ювелиры, выслушав его неожиданный латунный заказ. В итоге тем не менее он обзавелся довольно милым колечком из нестандартного материала и заботливо поместил его в специальный футляр, хотя внутренний голос отчетливо говорил – это не то.
Впрочем, в любом случае Ричард, скорее всего, просто отмахнулся бы от всех этих нестыковок. Картина представлялась ему предельно ясной: Париж, Эдинбург, Бэклерхорст и его сестра по имени Джинни, Кромвель, война. «Вся прелесть в том, – думал Глостер (вспомним, ему не было не то что двадцати, ему не было еще восемнадцати), – что, даже если вся затея рухнет, я отвечаю только перед самим собой. От меня никто ничего не ждет, на меня никто не надеется, так что вперед, Англия, если с нами Бог, кто против нас?»
* * *Холмы поднимались из
