Как бы то ни было, Родж, я снова в Англии и, само собой, был бы счастлив тебя видеть. Приезжай, посмотришь, соберешь материал для своих исторических хроник, познакомишься с Джингильдой – чертовски милая девушка, пройдешься по макбетовским местам – все кровавые таны живы-здоровы и горят желанием с благодарностью пожать тебе руку.
Засим остаюсь
твой верный друг Ричард.
* * *Ах какой был великолепный луг! Так и хочется сказать – «альпийский», но нет, альпийские луга лежат выше, а это просто ширь горного – еще точнее – пышного предгорного разнотравья в человеческий и выше рост. Он открылся, едва расступились полосатые стены ущелья – черные, белые и серые полосы, слои древних отложений, проточенные дождями, и через край этих стен, с насупленных бровей размытого ручьями дерна тоже прядями лохматой весенней шевелюры свисали травяные космы с длинными хлыстами не то вьюнка, не то плюща. А какой вид! Травы доходили до самого обрыва террасы над Твидлом, но знаменитого поворота реки видно не было, его загораживали громады валунов Пяти Братьев, однако сама нижняя долина с седловиной Алурских ворот и уходящим на запад гребнем Малого Джевеллинского хребта смотрелась изумительно, а в самом проеме седловины, в нежной голубой дымке можно было различить краешек лежащих еще ниже Хармагидских Полей и дремучей лесной дали за ними.
На противоположном краю луга, слева, растянулась неровная, черная, местами поблескивающая лента с нестройно шевелящимся лесом копий над ней. Там стояло вражеское войско. Едва заехав в море трав, Ричард встал в стременах и припал к биноклю.
– Родж, представляешь, – сказал он. – Вся Южная Конференция в полном составе. Как тут не вспомнить Тома Сойера: знал бы, что дело пойдет так удачно, собрал бы этих дураков вдвое больше… Смотри, смотри, Бэкхэм, святоша чертов, надел кольчугу поверх рясы, уродина…
Баронов с левобережного Твидла окрестили Южной Конференцией с легкой руки поклонника НХЛ лорда-протектора Глостера-старшего. Название привилось, и кончилось тем, что и сами бароны стали именовать себя именно так. Они властвовали в предгорьях пограничного Джевеллинского хребта, отделенные от центральной Англии Твидлом, круто свернувшим на запад, к Бискайскому заливу, и это правление лишний раз подтверждало слова Конфуция о том, что государство стоит на спине лошади. Речная ширь с севера, заболоченные леса с востока и океан с запада обеспечивали баронам независимость от отягощенных проблемами лондонских властей – добираться сюда и далеко и хлопотно, и потому на всем пространстве от Тимберлейка до прибрежного Корнуолла бесчинствовала неуправляемая вольница. Каждый из баронов считал себя непререкаемым властителем, презирал законы, а также соседей, с которыми постоянно то воевал, то заключал скороспелые военные союзы против кого-то еще; во время этой грызни они вечно сбивались в комплоты и шайки, которые немедленно распадались, стоило повеять новой поживой. В зависимости от своих сиюминутных интересов эти алчные и вероломные царьки брали деньги то с испанцев и французов, то с родного Уайтхолла; следуя за выгодой, становились то протестантами, то снова католиками, сражались за Генриха и против Генриха, норовили объединиться то с приграничной Шотландией, то вступить в загадочную береговую Унию с Корнуоллом, то вообще создать собственное государство с выходом на вожделенную Аквитанию. Ныне большинство из них состояло на содержании у королевы-регентши Маргариты, которую до поры до времени устраивал их сепаратизм, а также незатухающий конфликт на шотландской границе, а кроме того – тут для Маргариты постарались и английские, и французские шпионы в Эдинбурге – баронам строго-настрого предписывалось ни в коем случае не допустить появления на их земле такого возмутителя спокойствия, как герцог Глостерский, и уж тем паче не дать ему объединиться с крамольниками из Корнуолла и Йорка. Вторгаться в Англию, имея за спиной эту вооруженную до зубов оголтелую ораву, Глостер посчитал чистым безумием. Для избавления от проблемы Южной Конференции Ричард избрал самый простой и действенный рецепт, и как раз сейчас воплощал его в жизнь.
Глостер повернулся к Роджеру, положив левую ногу на лошадиную спину и упершись ладонью в седло. Эта легкомысленная поза напоминала о том, что Ричард, ко всему прочему, еще и один из лучших наездников в стране, мастер крутить конем, как каллиграф пером, даже не касаясь поводьев, – каким-то сверхъестественным способом лошади понимали его без трензеля и шенкелей и меняли аллюр, кажется, по одному невысказанному желанию герцога.
– Ты знаешь, Родж, я испытываю двойственное чувство. Сегодня наше первое большое сражение, позиция идеальная, мы начинаем гражданскую войну, это торжественный день. С другой стороны, ну почему в такой момент нам противостоит банда какой-то швали? Немного обидно… Попробуем сделать, как делает Джон, вдруг в этом что-то есть. Ты уверен, что динамики сработают?
– Почему бы им не сработать, – отозвался Роджер, тоже разглядывая то ли медленно приближающиеся ряды противника, то ли танец белых капустниц над метелками цветущей травы. – Правда, мой электрик куда-то сгинул с невиданной быстротой, но тут дело в тумане – парень пропал из глаз раньше, чем стронул лошадь с места… Что-то многовато этой твоей швали… Имей в виду, мы тут хорошо стоим, а лучники у них тоже есть. Но мое мнение, куманек, что театру место на сцене, а война – скверная площадка для представлений.
– Ты мог бы вообще не приезжать.
– Любопытство, куманек, а моей весовой категории все равно, где давить на землю, точнее сказать, на лошадиную спину… Кстати, какую мелодию ты выбрал?
– Национальную. Они думают, что они англичане – врете, братцы, англичане это мы… Брекенбери!
– Я здесь, милорд.
– Мы словно в джунглях… Брекенбери, мы сейчас начинаем, так что скачи немедленно к своим и приготовься. И помни – не спеши, дай им войти в ущелье, держи нервы на привязи, жди, пока я, самолично, не махну тебе рукой. Засранцы мысли не должны допускать, что вы стоите у них над головами. А вот дальше не мешкайте.
– Сэр, еще раз скажу – я отродясь не слыхал, чтобы кавалерию спускали со скалы на веревках, но сделаю все, что смогу, а дальше – воля Божья.
– Брекенбери, если все пройдет как надо, я назначу тебя комендантом Тауэра. Бейкер,
