Ричард здраво рассудил, что многострадальная столица, переходящая из рук в руки и кишащая приверженцами Маргариты, мало подходит на роль королевской резиденции. Он остановил свой выбор на Рочестере – графство Кент, старинный замок, окруженный двойной стеной, со щербатыми контрфорсами, помнившей, как говорили, еще римлян, и Лондон, в случае чего, рядом. Ныне принадлежал вернейшему соратнику и наставнику Ричарда-старшего, герцога Йоркского, Джону Ховарду, помнившему еще войны времен Безумного Генриха, а ныне с готовностью протянувшему закованную в сталь руку помощи сыну старого друга и получившему в награду за преданность титул герцога Норфолка. Этот сторонник не предаст.
Вместе с титулом пребывавший в почтенном возрасте Ховард обзавелся и красавицей женой, Урсулой Стюарт, моложе его на сорок четыре года, – свежеиспеченной герцогине Норфолкской также вменялось в обязанность обеспечивать должный присмотр за королем. В качестве воспитателей должны были для начала прибыть Роджер Мэннерс и Оливия Бастетхорн.
Герцог и герцогиня встретили кортеж у подъезда внутреннего замка.
– Счастлив приветствовать ваше величество.
– Бедный мальчик, – ужаснулась леди Урсула. – Сколько же ты натерпелся! Пойдем скорее со мной, надо умыться и за стол, мы тебя накормим. Здравствуйте, ваша светлость.
Всех прибывших ожидал уже накрытый обеденный стол. Если Джингильда была милой, женственной и очаровательной, то Урсула была вызывающе красива, причем красотой хищной и диковатой. Ее пышные черные волосы, собранные и затем распущенные в «конский хвост», волнуясь, поднимались над шеей и затылком, словно аэростат («Хвост трубой», – со странным чувством подумал Ричард), а темно-карие глаза, несмотря на все искреннее внимание к королю, неотрывно следовали за принцем-регентом. Присутствие мужа делало этот откровенный взгляд поверх серебра и хрусталя едва ли не бесстыдным, но сам герцог Норфолк, казалось, то ли этого не замечал, то ли не хотел замечать. Ричард не успел собраться с мыслями, как обнаружился интересный феномен – оказывается, они с Урсулой могли общаться одними взглядами, понимая друг друга без всякой помощи слов. «Вот ты какой. Долго же я тебя ждала», – молча сказала бессовестная герцогиня Норфолкская. «Уймись, у меня Джингильда», – так же молча ответил регент. «Да мне плевать», – нахально заявили бедовые глазищи.
Король уснул прямо за столом, его унесли и принялись укладывать с хлопотами и кудахтаньем, Ричард сел в седло, надеясь быть в Лондоне уже к ночи, и Урсула, не пожалев парчи и бархата, обняла его забрызганный грязью сапог. Регента до костей проняло жаром.
– Я буду ждать, – сказала Урсула.
– С ума ты сошла, – мрачно ответил Ричард.
– Наверное. Я сама не понимаю, что со мной.
– До сих пор я был сносной нравственности. Погубишь ты меня.
– Надеюсь.
Она отпрянула, хлопнула коня по крупу, и Ричард, весь в противоречивых чувствах, унесся прочь. Впрочем, обоим уже все было ясно.
* * *Пока происходили эти радостные события, войска маршала де Круи вышли из Лондона и двинулись на Йорк. Старый лис де Круи рассчитывал этим маневром убить сразу несколько зайцев: во-первых, обеспечить себе безопасность тылов, во-вторых, развернуть эти тылы к морю, чтобы в случае чего иметь возможность морского снабжения, а противника, напротив, такой возможности лишить, ну и, в-третьих, раздавить, в конце концов, йоркское гнездо крамолы, а в случае удачи еще до зимы выйти к Бристолю и приступить к вытеснению конфедератов на восток, обратно в Шотландию.
Французы (а формально – английская королевская армия) беспрепятственно переправились через Нэн возле неприметной деревушки Нэшби, и тут обнаружился неприятный сюрприз стратегического масштаба – за близлежащими холмами их мирно поджидала неизвестно откуда взявшаяся армия конфедератов.
Встав лагерем у Нэшби и наблюдая за подходом королевских войск, Глостер писал Мэннерсу:
«Дорогой Роджер!
До меня дошли известия, что вы с Саутгемптоном наконец-то занялись переустройством театра. Вот уж действительно лучше поздно, чем никогда. Очень, очень рад. Пожалуйста, не покидай Лондона. Мой посланец передаст тебе две тысячи фунтов – это на оплату неотложных долгов и театральные нужды. Я надеюсь быть к ноябрю. Почаще бывай у короля, вовлекай его в свои театральные хлопоты, боюсь, как бы наш мальчик не захандрил. Ричард».
Однако, получив это письмо и деньги, Роджер поступил совершенно иначе, нежели советовал ему принц-регент. Сойдя с мели безденежья, он купил коня, обновил доспехи, в переметные сумы загрузил запас виски и, полный героического запала, помчался в Нэшби. Без особых трудов прорвавшись через заставы федералов, через двое суток, вдохновенный и навеселе, поэт предстал перед герцогом.
Ричард сидел за столом в палатке и что-то писал. При виде Роджера он уронил перо, поднял брови трагическим «домиком» и застонал:
– Боже, этого-то я и боялся. Куда тебя черти понесли? Здесь война!
– Именно потому что война. Я желаю сражаться, как старейший древнего рода – у королевского стремени.
– Возвращайся в Лондон и займись своим делом!
– Не вернусь, хоть на кол меня сажай!
Да, был в Бернисделе человек, не страшившийся герцогского гнева.
– Бен! – рявкнул Глостер, и голос его прокатился по полям и лощинам; многие, усевшиеся пообедать ратники, уронили ложки в котел, а на пороге возник оруженосец.
– Накормить и уложить спать, – мрачно распорядился принц-регент. – Развернете до конца мою палатку. Передай его сиятельство Гэйбу, а сам немедленно сюда, я жду.
Едва Бен появился вновь, герцог спросил:
– Где эта остроухая стерва Оливия?
– Во втором обозе, сэр.
– Срочно ко мне.
Красавица Лив, несмотря на то что изрядно располнела, была по-прежнему обворожительно хороша. Войдя в шатер, она гордо подбоченилась и с вызовом уставилась на владыку.
– На что ты похожа? – пробурчал Ричард вместо приветствия. – Сейчас же подбери волосы, видеть не могу. Да, да, сию же минуту. И вообще. Ты худеешь или нет? Ты где-нибудь видела толстого эльфа?
– Давай ближе к делу, – предложила Лив с заколкой в зубах. Стало ясно, что на свете есть еще один человек, который не боится герцога.
– Дело такое. Приехал Роджер.
На это Оливия ничего не ответила, но руки у нее упали, и сама она побледнела, покраснела и потом снова побледнела.
– Отослать его не могу, – продолжал Глостер, – уперся, как осел, хочет подвигов. Поручаю его тебе. Чтобы был накормлен, много не пил и, главное, чтобы не вздумал лезть в сражение. Удерживай как можешь, а в крайнем случае – как можно скорее зови меня.
– Вот еще, – заявила Оливия, до некоторой степени уже вернувшая изначальный апломб. – Пусть женится на мне.
– Это ваши внутренние дела, – огрызнулся герцог. – Разбирайтесь сами. Очаровывай. Пусти в ход свои эльфийские четыре ДНК.
Оливия вновь молодецки уперла руку в бок.
– А ты прикажи ему. Я царская дочь.
– Я не могу приказывать гению, – зарычал Глостер. – И твоя, и моя жизнь – дерьмо по сравнению с любой его строчкой, нас и вспомнят-то, может быть, потому что мы жили в одно с ним время! Кроме того, не
