Аркадьевны такой страстный поцелуй, что она похвалила себя за то, что все сделала правильно, а грузчика Вовика за то, что он так вовремя напился. Она даже решила не выгонять его из магазина, а считать счастливым талисманом фирмы «Вега».
Потом Борис говорил ей, что понял все, еще находясь за прилавком посыпанного хлоркой магазина. Ему хотелось тогда прийти к ней сразу, на следующий же день, но протянул неделю, потому что чувствовал: все мосты за собой стоит сжечь. На сжигание мостов как раз и ушла неделя. Светлана никогда не спрашивала, что представляли собой эти мосты, а Борис никогда ничего не спрашивал про Тарасова. Такова была их молчаливая обоюдная договоренность.
– А почему ты так долго не появлялся в моем магазине? – спросила его Светлана.
– Не знаю… Трусил, наверно, – честно признался Борис. – Вдруг ты откажешься, а за моей спиной уже много чего порушено… Что тогда делать?
Светлана Аркадьевна, счастливо улыбаясь, целовала любимое лицо рубщика мяса и терзалась угрызениями совести в отношении обросшего рогами Тарасова.
С Мишей Тарасовым она познакомилась, когда училась в металлургическом техникуме. Зачем она там училась, трудно сказать. Мама посоветовала туда поступить – она и поступила: списала у подружки экзаменационную работу по математике, с диктантом справилась сама и была зачислена на первый курс одна, без подружки, которая сделала в диктанте двадцать восемь ошибок. Конечно, металлургом Света никогда и не мечтала стать. Более того, почти до самого последнего курса она даже не представляла, кто они такие, эти металлурги. Зачеты и экзамены Света Белова сдавала кое-как: что-то по-прежнему очень ловко списывала, что-то заучивала наизусть, как стихотворение, а кое-что преподаватели-мужчины ей прощали ввиду ее необыкновенной блондинистости и невинности больших голубых стрекозиных глаз. Чертежи и курсовые ей чертили и рассчитывали однокурсники за прогулки при луне и невинные поцелуи, поскольку такой сексуальной просвещенности, как нынче, в то время в стране еще не наблюдалось. Все время, свободное от посещения занятий, списывания и вызубривания названий продуктов фазовых превращений диаграммы «железо – углерод», энергичная и деятельная Света Белова посвящала танцам, кино, болтовне с подружками и свиданиям с теми, кто не чертил ей чертежей. Целоваться с ними было гораздо приятнее, поскольку ее ощущения усугублялись гордым чувством осознания полного своего бескорыстия. Когда Света получила диплом и прочитала, что у нее теперь есть специальность под названием «Обработка металлов давлением», то искренне удивилась этому. Она сразу после защиты диплома вышла замуж за Мишу Тарасова, который окончил тот же техникум двумя годами раньше. К тому времени он уже учился на втором курсе заочного института по той же специальности и даже работал в кузнечном цехе уже не раз помянутой нами «Петростали», которая в советское время носила совершенно другое название. Свете завидовали все девчонки их техникума, потому что и в молодости Михаил Тарасов был парнем видным, умным, интеллигентным, сильным и спортивным. Редкое сочетание в одном человеке. Поскольку Свете Беловой так необыкновенно повезло, она решила закрепить успех и тут же родила Павлика. После того как сыну исполнился год, выйти на работу муж ей не позволил. Он видел предназначение женщины в том, чтобы воспитывать детей, а не давить металл, с чем вполне могут справиться мускулистые мужчины. Света воспитывала Павлика, который в ее воспитании практически не нуждался, поскольку воспитывался сам, никому из взрослых не досаждая, и отчаянно скучала. Она ждала Мишу с работы или из института, рассчитывая на его бурный натиск, порыв и страстные знойные объятия изголодавшегося за день по женщине мужчины, а домой являлся не буревестник, который «жаждет бури», а уставший и заморенный «глупый пингвин», который «робко прячет»… или «гагара», которой «недоступно наслажденье битвой жизни»… «Пингвин» пару часов тетешкался с сыном, смотрел программу «Время», а в постели долго и нудно перецеловывал каждый Светин пальчик и каждую прядку ее волос. Нет, надо отдать «пингвину» должное, жена в конце концов получала то, о чем мечтала весь день и для чего ложилась с мужем в постель, но до этого она успевала раз пять незаметно зевнуть, подумать о том, что неплохо бы купить новую люстру и разобраться в свалке на шкафу.
Наверно, Света ушла бы не столько от Миши Тарасова, который был очень хорошим человеком и хорошим мужем (если пренебречь слишком длинной увертюрой при исполнении супружеского долга), сколько от смертельной скуки, которую не мог выносить ее темпераментный и деятельный организм, но тут подвернулась вторая беременность. Она была гораздо хуже первой, которую Света почти не заметила. Днем теперь ее мучил ужасный токсикоз, а ночью сводило судорогами ноги. Ее лицо пожелтело, кожа покрылась гадкими коричневыми пятнами, а через пять месяцев ужасных мучений у нее случился выкидыш. Кровопотеря была страшной, гемоглобин упал до совершенно невозможных для жизни значений, но Света выкарабкалась, кстати, не без помощи «пингвина», который дневал и ночевал у ее постели. После этого она долго болела, о «наслажденьях битвой жизни» уже не мечтала, и сама практически превратилась в ту самую «гагару, которой недоступно…». Когда она несколько окрепла и врачи посоветовали ей снова окунуться в радости супружеских отношений, о долгих прелюдиях уже не могло быть и речи. Она быстро уставала, Миша вынужден был ужать свою сольную программу, и Света получала практически то, что и хотела. А потом появился магазин.
Сначала бывшая подружка по техникуму попросила Свету несколько раз подменить ее на лотке с газетами и журналами, который находился в предбаннике продуктового магазина, затем и вовсе спихнула на нее эту точку, поскольку вышла замуж за только что окончившего академию моряка и отбыла с ним на место службы в город Североморск. Павлику в то время было уже шесть лет. Он редко болел, исправно посещал детский сад, но, даже когда и не посещал, по-прежнему доставлял мало хлопот. Он удивительно быстро научился читать, и в свои шесть мог самостоятельно за один вечер прочесть какую-нибудь сказку. Света долго уговаривала Мишу разрешить ей работать в магазине, ведь она будет не картошку отвешивать, а продавать интеллигентным людям свежую прессу. В конце концов Тарасов сдался, видя, что жена его киснет и чахнет дома, как трепетная лань в зоопарке. Знал бы он, чем все это обернется, никогда не согласился бы. Хотя… кто же мог предположить, что страна вляпается в перестройку, а потом еще «углубит» ее и «расширит».
Когда полки продуктового магазина в связи с углублением и расширением окончательно лишились товаров и были заставлены трехлитровыми банками с березовым соком, за свежей газеткой в Светину точку забежала еще одна ее старинная приятельница Люда Припишняк. Она очень обрадовалась знакомому лицу и тому, что в магазине так много свободных прилавков. Припишняк занималась частной предпринимательской деятельностью в виде производства пастилы и зефира и искала цивилизованное место сбыта своей продукции. Под ее железным нажимом Света уговорила директора магазина отдать предпринимателю новой формации маленький прилавок в углу торгового зала, где в прежние времена принимали пустую молочную тару, а ныне в ржавой кастрюле томился огромный, но очень болезненного вида лысеющий кактус. Директор ломался недолго и за соответствующее вознаграждение приказал убрать кастрюлю с кактусом, но при этом велел Припишняк зарубить себе на носу, что «если что… то они заняли прилавок самовольно, а он просто по слабости зрения их бело-розовый зефир там не заметил».
Торговля предпринимателя новой формации шла успешно. Как за неимением гербовой пишут на простой, так и за неимением хлеба и колбасы обыватели Светиного района решили, что некоторое время можно продержаться и на зефире. Припишняк оказалась дамой ушлой, и очень скоро директор магазина ввиду еще более ухудшившегося зрения не замечал в вверенном ему помещении еще и конфеты «Птичье молоко», песочные полоски и слоеные язычки. Каким образом в конце концов Припишняк вытолкала из магазина слабого зрением директора, к делу уже не относится. К тому времени Света уже была Людмилиной правой рукой и занималась тем, что ездила по не загнувшимся еще производствам продуктов питания и заключала с ними договора напрямую. Магазин Людмилы Припишняк получил название «Люкс» и большую обывательскую любовь. Когда через дорогу от «Люкса» на витрине магазина «Сыры и колбасы» появилось объявление о сдаче в аренду его помещений, Припишняк отпустила Свету, вернее к тому времени уже Светлану Аркадьевну, в свободное плаванье. Ездить для «Сыров и колбас» по поставщикам начал уволившийся с «Петростали» ее муж Михаил Иннокентьевич, а потом на его имя Светлана зарегистрировала фирму «Вега». Вскоре выяснилась Мишина полная профнепригодность к новому делу. Его отлучили от магазина, а на его место взяли парочку профессионалов.
И Михаил Иннокентьевич Тарасов, бывший начальник технологического бюро кузнечно-прессового цеха и уважаемый человек, превратился, грубо говоря, в подкаблучника собственной, как ранее казалось не слишком умной, жены, в Мишку, в болвана и поэта кухни. Для общества, правда, он вырос в еще более
