Мысли свинцовыми шариками бились в голове. Внезапно она поняла все.
– Так дедом моего ребенка будет Сталин?! – И Лена, вскрикнув от пронзившей ее мысли, зарыдала от отчаянья, закрыв руками лицо.
Переполошившиеся соседки окликнули ее, но Лена ничего не слышала. – Нет, ничего не случилось, – сказала одна из кумушек, – просто плачет. По родным соскучилась, тоскует. Молодая еще… Оставьте ее в покое, поплачет и успокоится.
Через некоторое время Леночка действительно пришла в себя, встала и с трудом вернулась в комнату. Там она тяжело опустилась на кровать и снова заплакала. Она оплакивала всех – мать, отца, дедушку, бабушку, Якова, утраченную любовь, несчастное детство, иронию и превратности собственной судьбы, которая так посмеялась над ней. Она долго обливалась бы слезами, если бы в животе не начались толчки. Тот, кто уже жил в ней, возмущался, что мама оставила всякую надежду и предалась самоистязанию. Ему не нравилось, что нарушали его покой и не считались с его завтрашним днем. Елена, спохватившись, успокоилась, погладила живот и проникновенно сказала еще не родившемуся ребенку:
– Успокойся, жизнь моя, успокойся. Извини меня, извини! Я… я… я тебя никогда не брошу, никогда не предам. Кем ты ни родись, я жизнь отдам ради тебя. Ты будешь счастливым. Та радость, которая прошла мимо меня, придет к тебе, мой маленький.
Скоро они оба успокоились.
Соня влетела в квартиру словно безумная – соседки уже успели ей сказать, что Леночка плакала. Она издалека окликнула Елену и, увидев ее покрасневшие глаза, обняла ее.
– Что случилось, моя милая, почему плакала? Ведь знаешь, что тебе это вредно. Для тебя сильные переживания вредны. И для малыша плохо. Все утрясется. Все наладится. Ты вот-вот должна родить ребенка, – торопливо говорила Соня.
Леночка перестала плакать и в свою очередь принялась успокаивать Соню. Затем с привычным ей спокойствием, голосом многоопытного человека объявила Соне:
– Я все знаю!
Соня не сразу поняла, что она имела в виду.
– Я все знаю! – повторила Леночка.
– Что ты знаешь?
– Я знаю, чей сын Яков.
Соня от неожиданности поднесла ладонь к губам.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю! Неважно откуда. Я и то знаю, что он не допустит, чтобы Яков был со мной.
– Что ты говоришь? Яков безумно тебя любит.
– Это уже не имеет значения. Яков уже не будет моим, но я останусь верной ему и еще вот ему, – и она указала на свой живот.
– Почему ты думаешь, что Якова тебе не отдадут?
– Потому что я – внучка Троцкого.
– Боже мой! – воскликнула Соня и опять прикрыла рот рукой. Что ты говоришь?!
– Это сущая правда, Соня. Я внучка Льва Давидовича, – гордо сказала Елена.
– Дед находился в ссылке, когда умерла моя мать. Затем арестовали моего отца, потом бабушку, а меня поместили в детдом.
– И ты все это так хорошо помнишь?
– Я прекрасно помню все до мелочей, любые подробности. Потом одна воспитательница и ее муж похитили меня из детдома. Сперва я жила в Николаеве, затем меня перевезли в Москву, в семью Приходько.
Оторопевшая Соня была в ужасе. Она не могла проронить ни слова.
– Яков знал об этом?
– Нет. И я тоже ничего не знала о нем.
– Бедная девочка, моя маленькая мученица.
Теперь заплакала Соня, и настал черед Елены ее успокаивать.
– Не надо, не плачь. Ребенку это вредно. Ты же говорила, что на ребенка влияет не только настроение матери, но и настроение окружающих людей. У меня одна просьба к тебе, Соня, – спокойно и деловито обратилась к ней Елена.
– Слушаю тебя, моя девочка. – Соня со слезами на глазах посмотрела на Леночку.
– Не говорите дяде Евгению об этом. Это опасно для вас обоих. После родов я буду думать о том, куда мне податься. А сейчас будет лучше, если об этом никто не узнает.
Это были слова умного, опытного, уверенного в своих силах человека. В голосе чувствовалась твердость и несгибаемый характер.
Соня кивнула, затем спохватилась:
– Елена, я тебя и твоего ребенка никуда не отпущу. Вы будете жить у нас. Ты будешь учиться, потом пойдешь работать. Лучшего города, лучшего народа ты нигде не найдешь. Я тебя никому не отдам, никому, слышишь? И потом, откуда ты знаешь, как поступит Яков или его отец, когда они все узнают? Не думаю, что они откажутся от ребенка. Не хорони никого заранее.
Елена слушала ее молча. Она хоть и пыталась ухватить нить надежды и следовать ей, но внутренне уже была готова ко всему.
Она подошла к Соне и тихо сказала:
– Мы благодарны тебе, тетя Соня, и никогда этого не забудем.
И она крепко обняла плачущую Соню.
* * * * *
16 мая в роддоме на улице Камо Елена родила сына.
Роды принимала Соня. Родился черноволосый мальчик весом в три с половиной килограмма и ростом пятьдесят сантиметров. Появившись на свет, он долго не хотел плакать, упрямился. Но заплакать его заставили, и плакал он больше от обиды, чем от радости, что явился на свет Божий.
Родился человек, в жилах которого текла кровь двух заклятых врагов, изменивших ход истории всего человечества и перевернувших судьбы миллионов людей. Многих отправили на тот свет, и еще многих ждала подобная участь.
В палату, где лежала Елена, вошла главная акушерка. Елена покормила ребенка и положила его рядом с собой.
– Леночка, как он кушал?
– На «отлично», он у меня молодец.
– Очень хорошо. Лена, мы должны заполнить метрику этого молодца. Что ты решила, как назовешь? Мы должны записать и фамилию отца.
Елена молчала. Она задумалась. Сердце ей говорило одно, а разум диктовал совсем другое. В ее голове мысли боролись друг с другом. Сейчас решалось, какой судьбой она наделит своего ребенка, какую удачу принесет данное матерью имя, в какую сторону отклонится чаша весов его судьбы, уготовит ему жизнь тихое существование или вечную борьбу на передовой.
– Леночка, если ты еще не придумала, я зайду попозже.
– Нет, уже придумала.
Елена взглянула на ребенка. Он спал глубоким сном, сытый и довольный. – Борис.
– Борис?! Хорошее имя. Мне записать?
– Да, запишите, тетя Надя.
– А фамилия?
– Фамилия? – призадумалась Елена. – Фамилия будет Бронштейн.
– Как? – спросила акушерка.
– Бронштейн! Брон–ште-йн, – по слогам произнесла Елена. – Борис Яковлевич Бронштейн.
– Борис Яковлевич Бронштейн, – записала акушерка аккуратным почерком и только затем удивленно взглянула на Елену и тихо вышла, не задавая никаких вопросов.
Елена задумалась: «Что я натворила? Даже возможности не оставила моему сыну для безмятежной жизни. Мало тебе того, что сама вынесла? Что это было, протест или готовность отстоять свое? Назло кому? Назло Якову или его отцу? – Лена вновь взглянула на ребенка, и ей показалось, что Борис улыбался, словно был доволен присвоенным ему именем и фамилией. Затем она успокоила себя:
– Не у всех же одинаковая судьба. Каждый рождается со своей судьбой». Она закрыла глаза и попыталась уснуть.
Из дремы она вышла сразу, как только послышался звук открывшейся двери. В палату вбежала взволнованная
