завучем, но к остановке подкатил набитый под завязку автобус. Водитель попытался открыть двери, но пассажиры дружно заголосили, что в салон уже больше никто не войдет. Двери, шипя, закрылись, прищемив хвост чьего-то клетчатого пальто. Ежась от промозглой сырости, Лидия Гавриловна посмотрела на часы и сказала:
– Теперь мы точно опоздаем, а вы, Инночка Петровна, примите мои соболезнования.
– В смысле? – молоденькая учительница непонимающе уставилась на Лидию Гавриловну.
– А в том смысле, что сегодня, когда мы опоздаем, Киреева кроваво отомстит вам за то, что вы посмели попроситься на ее урок, тем самым намекая на то, что они у нее не лучше, чем у вас. Такое, милочка, администрацией не прощается!
Лицо Инны Петровны приняло испуганное выражение и цвет, близкий тону бордового пальто. Возможно, что она и возразила бы Лидии Гавриловне, но к остановке совершенно неожиданно для разговорившихся учителей подкатил не слишком набитый автобус. Инна Петровна, тут же выбросив из головы завуча Кирееву, радостно взвизгнула и первой забралась в салон. В автобусе радости у нее несколько поубавилось, потому что все сидячие места были заняты, и в основном мужчинами. Молодая учительница, скроив самое независимое выражение лица, с большим достоинством протиснулась к окну, а Анну Сергеевну прижали к одинокому сидячему месту, на котором с большим комфортом устроился мужчина в турецкой кожаной куртке с блестящими пуговицами. Пакет с тетрадями уперся ему прямо в грудь. Мужчина, брезгливо скривившись, попытался отодвинуть его от себя. Анна Сергеевна заученно извинилась, но тетради с каждым поворотом автобуса продолжали чувствительно тыкать мужчину в разные места. Его лицо из брезгливого трансформировалось в злобное, и, когда острый угол пакета уперся ему в щеку, он раскричался на весь автобус:
– Что вы меня тычете своими вещами! Я, между прочим, на работу еду, и мне надо сосредоточиться, а не… понимаешь ли… нервничать из-за ваших тычков!
Лидия Гавриловна усмехнулась и громовым голосом заявила:
– Ну до чего все-таки нынче мужик жидкий пошел! Ну-ка держи, орел! – Она выхватила у Анны Сергеевны пакеты с тетрадями, поставила их на колени раздраженному мужчине и добавила: – Довези-ка, герой, до школы!
Мужчина что-то злобно пробубнил, но тем не менее все-таки принял ручки пакетов и, продолжая еле слышно ворчать, держал их на коленях до остановки «Средняя школа».
В пустынном по причине уже начавшихся уроков коридоре у входных дверей школы абсолютно мокрых, забрызганных грязью учителей встречала завуч Киреева с победно-строгим выражением лица.
– Мы никогда не приучим учеников к порядку, если сами станем опаздывать на уроки, – командным голосом начала она. – Потрудитесь объяснить, уважаемые, почему вы сегодня опоздали!
Лидия Гавриловна уже открыла рот, чтобы сказать что-нибудь ядовитое, но неожиданно встряла Инна Петровна:
– А у нас, Галина Викторовна, сегодня критические дни!
У опешившей Киреевой челюсть отвисла до самого рубенсовского бюста, которым завуч очень гордилась. Воспользовавшись ее замешательством, учителя юркнули в гардероб для учителей. Раздевшись и на скорую руку причесавшись, они бросились в свои классы.
Уже на лестнице Анна Сергеевна услышала, как в ее отсутствие беснуется восьмой «Г». Она подбежала к двери в кабинет в тот момент, когда она распахнулась. Из нее вылетел всклоченный парнишка. Тряпка, которая наверняка была послана ему вслед, попала прямо в лицо Анне Сергеевне. Она брезгливо сморщилась, указала парнишке рукой на тряпку, а потом на класс. Тот, послушно подняв ее, пошел в кабинет. Анна Сергеевна – за ним.
После уроков Анна Сергеевна, опять уставшая до дрожи в ногах, спустилась на первый этаж, где располагалась школьная столовая. Та-а-ак… Что у них сегодня можно съесть?
– Опять вы, Анна Сергеевна, опоздали, – улыбнулась с раздачи сдобная, как булочка, повариха Наталья. – Все съели. А на вторую смену еще варится…
Анна Сергеевна обреченно кивнула, подошла к одному из столов, с которого еще не убрали порции геркулесовой размазни, которую дети есть не желали. Она взяла себе две тарелки застывшего буроватого месива и понесла к столу для учителей. Через несколько минут в дверях столовой показалась Лидия Гавриловна. Мигом оценив ситуацию, она решительным шагом подошла к столу, за которым клевала холодную кашу подруга, и возмущенно пророкотала:
– Что?!! Опять!
– Все кончилось… – пожала плечами Анна Сергеевна.
– А для второй смены…
– …еще варится…
Лидия Гавриловна кивнула на кашу и тоном, не предвещающим ничего хорошего, спросила:
– Где взяла?
Анна Сергеевна показала на детские столы.
Лидия Гавриловна презрительно усмехнулась:
– А почему не оттуда? – И показала рукой на большой бидон, куда работница столовой именно в этот момент сваливала с тарелок не съеденную детьми кашу.
Анна Сергеевна вяло отмахнулась. Лидия Гавриловна взяла со стола стакан с неприлично желтым чаем и, чеканя шаг, отправилась к раздаче. Шмякнув его об отделанное радостно-розовым пластиком окошко, она рявкнула прямо в ухо поварихе Наталье, которая выглядывала из него, будто сказочный Петушок – Золотой Гребешок:
– Мне чаю! Два стакана! И полных! И горячих! И не эту бурду… – Она ткнула пальцем в стакан. – А настоящий! Какой сами пьете! И кашу! Чтобы хотя бы теплую! Нет! Две каши!
Наталья, скривившись под девизом «Ходят тут всякие…», убрала с подоконника раздачи свои полные локотки и довольно быстро принесла две тарелки дымящейся каши, а также два стакана чая совсем другого, золотисто-янтарного цвета. Лидия Гавриловна, не глядя на Наталью, поставила одну из тарелок перед носом Анны Сергеевны и заботливо сказала:
– Поешь-ка горяченького!
– Что-то аппетит пропал… – устало ответила Анна Сергеевна и отодвинула от себя тарелку. – Ешь сама.
– Аня, я не устаю тебе твердить, что их всех… – Лидия Гавриловна описала рукой полный круг, который с равным успехом мог обозначать и школьную столовую, и весь крещеный мир, – надо брать их же оружием! Они тебе – хамски осклизлую холодную кашу, а ты им – кулаком об раздачу! Что за свинство, в самом деле! Учителя даже между сменами не могут нормально поесть! – Лидия Гавриловна придвинула к себе поближе одну из тарелок и без плавного перехода сменила возмущенный тон на задушевный: – А он, между прочим, там опять стоит!
– Кто? – испуганным шепотом спросила Анна Сергеевна, но каждому, кто слышал бы ее голос, стало бы ясно, что она точно знает, кого имела в виду Лидия Гавриловна.
– А то ты не знаешь! – отозвалась та, лукаво подмигнув приятельнице.
Анна Сергеевна трясущейся рукой поставила на стол стакан с горячим чаем, выплеснув при этом на белую чистую скатерть чуть ли не половину его содержимого, и задушенно охнула при виде отвратительного коричневого пятна, расплывающегося по снежной белизне накрахмаленной ткани.
– Аня! Я тебя прошу! Не обмирай ты над этой скатеркой! – Лидия Гавриловна приложила к груди руку, зажав в ней ложку, вымазанную геркулесовой кашей. – Скажем, что пролил Вахрамеев из твоего восьмого «Г»!
– Лида! Я сейчас выйду через спортивный зал, – начала Анна Сергеевна, даже не заметив, что ее приятельница помянула всуе ее ученика, и тут же сорвалась почти на истерику: – А ты… Лида!!! Ты скажи ему, что меня нет в школе!
Лидия Гавриловна сунула в рот ложку каши и ответила с полным ртом:
– Ничего не выйдет. Думаешь, с чего это я вдруг помянула Вахрамеева? С того! Я видела, как Дима с ним разговаривал. Наверняка про тебя спрашивал.
Анна Сергеевна затравленно огляделась по сторонам и горячо проговорила:
