— Ты что приревновала его? — Луна распахнула свои удивительно синие глаза и поддалась вперёд. Мария смутилась.
— Нет, конечно. Я никогда не ревную, — она махнула гривой волос, стараясь выкинуть из памяти этот нелепый случай, и плюхнулась рядом с Луной. — Что у тебя нового?
— А мы с папой ездили в Аргентину. Он поймал летучего змея, а я сделала пару рисунков. Хочешь посмотреть? — откликнулась Луна, откладывая свой журнал в сторону и благоразумно прекращая зыбкую тему.
— Почему нет? С удовольствием, — Мари пододвинулась совсем близко, отчего бедра девушек соприкоснулись. И в груди стало тепло. Что это? Но Луна уже вытащила из сумки папку с пачкой пергамента. На них были замечательные наработки. Луна очень красиво рисовала. Мария не была у нее в гостях, но сама блондинка рассказывала, что изрисовывает дома стены краской. Наверное, там тоже невероятно красиво.
— Очень здорово, Луна. Я не говорила, что у тебя талант? — она прикоснулась к её гладкой щеке и провела по ней пальцем.
Четверокурсница в синей мантии отчего-то смутилась и отвела взгляд. А Марии стало забавно. Смущать Луну было интересно.
Прошло уже несколько часов. Мимо проехала тележка со сладостями, где девушки купили несколько тыквенных кексиков, шоколадных лягушек и чай. Прошли старосты, проверяя порядок в поезде. У них были рэйвенкловцы. Луна закончила новый набросок. Мари удивилась, услышав, что подруга хочет рисовать ее, но не смогла ей отказать. Черты фигуры на пергаменте были узнаваемы, но для полноценной картины было ещё далеко. Мысли о Роне и Медоуз больше не волновали Мари. Скорее воспоминания о своей глупой реакции вызывали смех. Мария бы выкурила сигарету, но рядом сидела Луна. При ней демонстрировать ещё одну плохую привычку не хотелось. А вот заботиться — наоборот.
Она не отрываясь смотрела на Луну, которая в свою очередь сосредоточено изучала пейзаж за окном. «Красивая… Мерлин, до чего же она красивая, но почему, почему я стала это замечать?!» Когда именно это началось? Этот вопрос начал терзал Марию все лето, все те бессонные ночи, что она ворочалась в постели, пытаясь выгнать образ подруги из головы и болезненные мысли, связанные с ней, пыталась переключить свое внимание на других людей. Да, Луна практически с первых дней пребывания в Хогвартсе стала ближе всех к ней. Лучшая подруга? Да, можно было сказать и так. Марию обижало и раздражало то, как другие смотрят на нее и смеются. На самом деле Полумна была самой тихой, самой нежной из всех, кого она только видела. И она так тепло относилась к ней самой, видела ее истинное лицо под слоем косметики и сарказма. Луна была теплой, мягкой и родной. Рона было весело подкалывать, над Гарри смеяться и помогать словно глупому братцу, а вот Луну… Луну хотелось обнимать и довериться ей беззаговорочно. Обнимать… Может быть, с этого все началось?
Полумна Лавгуд стала первой девочкой в жизни Марии, кого она обняла не с целью пожалеть, как это было с Флер в Шармбатоне, и не с целью пофлиртовать. Луна стала ее отдушиной, ее лучиком счастья. С ней было тепло и спокойно. С ней хотелось зарыться в теплый плед и пить сливочное пиво. С ней ощущался дом. Если бы Мари решила создать патронус, то эмоции связанные с Луной там обязательно были бы.
Она отвернулась, стараясь прогнать эти тревожащие душу мысли. Луна ее друг. И только. В этом нет ничего такого. Правда же?
Когда бессонная ночь дала о себе знать, Мария зевнула, наверное, раз в десятый. Полумна вновь читала журнал и вела себя так, будто ее не было рядом. Возможно, она тоже размышляла о чем-то своем. И несмотря на то, что в купе была свободна соседняя лавка, Мари склонила голову на плечо Луны. Та не возмутилась. Поэтому девушка, вдохнув свежий парфюм подруги, прикрыла глаза. Все-таки поезда утомляют. Пускай аппарация противна, но скорость для нее все еще останется решающим фактором. И как только Мария отметит свое семнадцатилетние, то сразу же сдаст экзамен. Это была ее последняя здравая мысль.
Очнулась девушка от приятных ощущений. Ее волосы перебирала теплая тонкая рука. Она открыла глаза и успела отметить, что уснула на Луне, но сейчас ее голова покоится у нее на коленях. Сама Лавгуд похоже продолжала заниматься тем же, чем и до этого: читала журнал своего отца, и ее рука автоматически поглаживала волосы подруги.
Мари слабо улыбнулась и прищурила глаза. Вставать не хотелось. Поезд все ещё продолжал движение. Колени подруги были мягкие и удобные. Губы Луны едва слышно шевелились, будто бы она пыталась запомнить что-то. «Интересно, целовать ее тоже будет так волнительно?» Эта мысль опасно всколыхнула сознание Марии. О чем она думает? Луна не должна знать и доли того, что крутится в ее голове. «Мы подруги. Подруги и только».
Ситуацию спас Драко Малфой.
— Эй, лунатичка и… Дюпен Чен, — сразу скис тот. Оскорблять Лавгуд было привычно — та не скажет и слова в ответ. А вот если это услышит ее защитница тире почти его кузина, Малфою было несдобровать. Уж очень его раздражали ее жалящие заклинания и едкие слова.
Мария, не отрывая головы с колен, подняла вверх обе руки. А точнее средние пальцы.
— Малфой, здесь нет твоего любимчика Поттера. Он в соседнем вагоне. Если хочешь устроить сеанс горячих переглядок, иди дальше.
Его напарница фыркнула. Драко закатил глаза, цыкнул на старосту Паркинсон и вновь обратился к Мари:
— Дюпен Чен, а где же ты потеряла свою гоп компанию? Ты же всегда хвостиком таскалась за своим рыжим неудачником. Ну и как мы могли забыть про Поттера?! — растягивая гласные почти гнусаво произнес блондин.
Мари все-таки уселась прямо, посмотрела на слизеринца несколько секунд, а потом засмеялась. Марию всегда это развлекало. Даже у мистера Малфоя не было такой богатой палитры негативных гримас, как у его сына. Иногда Марии казалось, что Драко большую их часть скопировал у Северуса. А от того это выглядело ещё более комично.
— Драко, милый, не переживай, твой Поттер только твой. Теперь отныне и навсегда. Больше никаких матримониальных планов на мистера самые “обаятельные лживые глаза Хогвартса”. Кстати, признайся, ты давал интервью Белинде Блидвудсток? Она явно решила продолжить
