трудом сдержала себя, чтобы не броситься к нему на шею за такую с нами солидарность.
На следующий день на работу явились все, кроме Горыныча. Шаманаев из своего кабинета не выходил, а мы все вполсилы трудились над заказами, которые были временно приостановлены из-за комбината «Вкуснодар».
В обеденный перерыв мы с Анжелкой даже засиделись в соседнем кафе, чего никогда себе не позволяли, поскольку рабочее время было для нас святым.
– Анжел, а ты не помнишь, почему Горыныч уволился от вас три года назад? – спросила я.
– Ну… почему же не помню, помню…
– И почему же?
– Соответственно теперь, когда ты у нас уже совсем свой человек, я, конечно, могу и рассказать…
– Будь добра, расскажи, пожалуйста, – подбодрила я ее.
– Когда вопрос касается Горыныча, то все дело, разумеется, оказывается в женщине! – наставительно произнесла Анжела. – Шерше ля фам, как говорится!
– Как? Опять в женщине?
– Так ведь это же Горыныч! Я ж тебе говорила, что все женщины от него балдеют, и я никак не могу понять, откуда у тебя одной против него такой стойкий иммунитет.
– Не отклоняйся от курса, Анжела, – посоветовала ей я, чтобы поскорее увести от обсуждения столь скользкого вопроса.
– Ну, так я и говорю: как-то к нам в фирму пришла жена Шаманаева и… все! Ты ведь поняла, да? Можно дальше не рассказывать?
– Я, конечно, догадываюсь, – пришлось мне с ней согласиться, – но хотелось бы подробностей.
– А подробности такие, что она в него сразу влюбилась, как только увидела.
– Да ну?
– Вот тебе и «да ну»!
– И что дальше?
– А дальше она стала без конца заходить в «Шамаил», будто бы по делу, а сама – к Горынычу.
– А он?
– А ему чего? Женщина сама пристает и на все готова…
– И он, конечно, не побрезговал? Несмотря на то что Алекс его друг?
– Знаешь, Надя, тут не только Горыныч, а и любой не побрезговал бы. Шаманаиха знаешь какая красавица!
– Неужели лучше Ирмы?
– Ирма рядом с ней – жалкая черномазая старуха. Жена босса, она… даже не знаю, с кем ее сравнить… Она как на старинных портретах… Дело как раз летом было, так она все время в декольте, а шея… С ума сойти, какая шея! До Шаманаихи я даже и не знала, что для женщины может значить какая-то шея… А лицо! Глаза – на пол-лица и синие-синие! Представляешь? И губы… Мне бы такие губы!
– А что? У тебя очень красивые губы, – заметила ей я.
– Павлик тоже так говорит, – выпалила Анжела и осеклась. И закрыла рот ладошкой, чтобы из него не вырвалось еще что-нибудь неподобающее.
– Так! Павлик, значит, уже делает тебе комплименты?
Анжела бурно покраснела, но не смогла удержаться, чтобы не признаться:
– Я тебе, Надежда, скажу как практически подруге… Он не только делает мне комплименты, а и вообще…
– То есть?
– Ну… в общем, мы с ним встречаемся.
– Ну и шустра ты, Анжелка, как я погляжу! Еще ж и месяца не прошло с тех пор, как Дашка нас покинула!
– Ну и что такого? Она же не умерла, чтобы по ней траур выдерживать! И потом… Павлик давно уже понял, что она его не любит. Сначала надеялся, что когда-нибудь все-таки полюбит, а потом и надеяться перестал.
– Чего ж тогда Горыныча разделал? Подарил бы ему Дашку без боя.
– Ах, как ты не понимаешь? Одно дело, когда просто не любит, и совсем другое – когда подлость и обман. А мне, Надя, хоть ты меня и осуждаешь, уже скоро двадцать восемь, от Егора Евгеньича никакого толку, да и другие желающие связать себя со мной узами законного брака что-то рядом не толпятся. А Павлик… он, по крайней мере, надежный.
– Так ты только из-за надежности?
– Нет, конечно, что ты! Павлик и во всем остальном тоже на уровне. Только вот он с Дашкой еще не развелся.
– Почему?
– Не хочет ни видеть ее, ни слышать. А как при таком положении дел можно развестись?
– Да-а-а… – протянула я и улыбнулась. – Нелегка твоя доля…
– Вот ты смеешься, а у нас все серьезно. Я даже с мамой его познакомила.
– И что мама?
– Он ей понравился. Она тоже сказала, что он надежный.
Я, конечно, не стала ее расстраивать тем, что некоторые надежные, вроде Михайлушкина, в две минуты становятся ненадежными, если случай представится. Пусть надеется, что все у нее будет хорошо.
В общем, я сказала Анжелке, что очень рада за них с Павликом, и вернула разговор к Шаманаеву.
– Так что там дальше с женой Алекса было?
– Все очень банально. Алексей Ильич как-то застукал свою жену с Горынычем.
– И выгнал Воронцова?
– Нет, тот сам ушел. Прямо как сейчас… Только крику почти не было. Они побубнили немного в кабинете Шаманаева – представляешь, даже слов не разобрать было, – и Егор исчез. Мы даже не сразу поняли, что он больше никогда не выйдет на работу.
– А Шаманаиха?
– Вот про нее ничего не знаю. Как ты понимаешь, босс нам об этом не докладывал. С тех пор обсуждение его личной жизни под строжайшим запретом, а сама жизнь вне фирмы покрыта мраком, как я тебе уже говорила. Но то, что у него на личном фронте по-прежнему полное безобразие, – в этом нет никаких сомнений. Они с женой вроде бы развелись, но она его, похоже, регулярно чем-то достает.
– Ну… он же красивый мужчина.
– Не в моем вкусе, – равнодушно ответила секретарша, которая уже ни о ком, кроме Павла Дроздецкого, думать не могла.
– А Ирма? – спросила я.
– Да что Шаманаеву Ирма? Все знают, что у них что-то вроде служебного романа, но босс не спешит его обнародовать. Знаешь, по-моему, он Елошвили стесняется. Немолодая, да еще грузинка, да с проблемами… Только он лучше не найдет!
– Почему? – обиделась за Лешку я.
– Конечно, он красавец, ты права, и с этим не поспоришь. Но я тебе уже говорила, что он страшно нудный, а иногда и деспотичный. Вот как сейчас. Я, знаешь ли, и жену его не слишком осуждаю. Да от такого, как он, на кого хочешь броситься можно! Ты видела, как у него в кабинете все на столе разложено по стопочкам да коробочкам? Да еще надо, чтобы каждая стопочка лежала параллельно обрезу крышки стола и параллельно другим стопочкам! И не дай бог что-нибудь сдвинуть с места! И не дай бог стикеры положить не туда, где он привык их брать! Представляешь, он же и дома, наверное, такой: чтобы все было строго параллельно, перпендикулярно, во столько-то минут и, желательно, во столько-то секунд. Любая нормальная женщина сойдет с ума за два дня!
Я сразу вспомнила, что Лешка, подходя к чьему-либо рабочему месту, во время делового разговора действительно всегда машинально складывает в ровные стопочки бумаги, справочники и компьютерные дискеты с дисками (дискеты – в одну кучку, диски – в другую) и выкладывает параллельно другу другу ручки, карандаши, линейки и прочую канцелярскую мелочь. Я представила его у себя в квартире, где в полном отсутствии какой-либо параллельности и перпендикулярности навалены книги, журналы, косметика и нижнее
