Лешка отказал бы ему, поскольку собирался заниматься только сайтами, но клиенту повезло, потому что он оказался в нужном месте в нужный час.
– До вас тут место занимали какие-то чечены, – презрительно сказал владелец «Сириуса». – Хорошо, что вы смогли их турнуть. Или перекупили?
– Разумеется, перекупили, – ответил Шаманаев, принял заказ, а потом еще долго смеялся над бизнесменом от автосервиса с его «чеченами».
– Ты оказалась права, Надежда, – в очередной раз признался мне мой босс. – Что бы я без тебя делал? Хорошо, что Горыныч тебя привел! – Потом он немного помолчал, очевидно, печалясь о Воронцове, и спросил: – Возьмешься за логотип-то?
Я уже без всякого спроса взяла шаманаевский «Паркер», вырвала листок из перекидного календаря босса и, «не отходя от кассы», набросала логотип: внутри слегка смещенных относительно друг друга окружностей засверкала разновеликими гранеными лучами звезда. В самом длинном луче, который острым жалом вырывался из окружностей, я поместила название фирмы.
– Ловко, – кивнул Лешка, – только какое отношение этот логотип имеет к автосервису?
– Точно такое же, как и его звездное название! – ответила я.
– Хорошо, возьмем это за основу, – согласился Шаманаев. – Но ты все-таки подумай, нельзя ли к звезде прилепить что-нибудь автомобильное.
– Ну… разве что «дворники», – улыбнулась я и отправилась на свое место.
Недели шли за неделями, а Лешка Шаман все «греб и греб» свои бесконечные дела и в Грузию, похоже, ехать не собирался. Ирма опять спала с лица и сильно похудела. Однажды, в конце рабочего дня, я увидела, как она стащила с пальца даренное Шаманаевым колечко с бриллиантом и сунула его в ящик своего компьютерного стола.
– Ирма? Зачем? – спросила я, потому что она уже заметила мое присутствие, и бесполезно было делать вид, будто я ничего не видела.
– Он не сможет, Надя, – твердым голосом ответила мне Ирма. – Он и хотел бы, да силенок не хватит.
– Неужели твой Шота еще мощнее Шамана? – очень глупо спросила я.
– Не в этом дело. Знаешь, есть такое выражение: «Он ее по-своему любит»?
– Слышала. Было дело.
– Так вот! Шаманаев любит меня очень «по-своему», – горько бросила мне Ирма. – Он любит меня отдельно от моих несчастий. А они всегда рядом со мной. Алексей пытается делать вид, что все у нас хорошо, а проблемы как-нибудь утрясутся сами собой. А если не утрясутся, то он их обязательно как-нибудь решит завтра, через неделю, через год… Только этого никогда не произойдет! Ты понимаешь, Надя?
Я, которая поняла это уже давно, попыталась ухватиться за соломинку:
– Но он же не может позволить, чтобы его ребенок родился вне брака! Он же порядочный человек!
– Не будет никакого ребенка! – отчеканила Ирма, будто я была ее главной врагиней и насильно заставляла рожать.
– Как это не будет? – растерялась я.
– Так. Я в прошлые выходные сделала аборт.
– И-и-рма-а-а-а… – простонала я и упала на рядом стоящий стул. – А он знает?
– Нет.
– А если узнает? Ты представляешь, что с ним будет?
– Но ты ведь не скажешь…
– Я-то, конечно, нет… Но ведь уже скоро беременность должна была быть заметна, а она не будет заметна… И что тогда?
– Наденька, милая, неужели ты думаешь, что я говорила ему о ребенке? – усмехнулась Ирма.
Я так ошалела от всего услышанного, что просто уже и не знала, что сказать.
Ирма облизнула пересохшие губы и спросила с сильным грузинским акцентом, который очень редко у нее прорывался, только в минуты сильного волнения:
– Ты придешь меня провожать?
– Куда? – то ли спросила, то ли проохала я.
– К поезду…
– Ирмочка! Что ты такое говоришь? К какому еще поезду? Не смей уезжать от Шаманаева! Он без тебя пропадет!
– Ему без меня будет легче. Сначала он, конечно, попереживает немного, не без этого, а потом поймет, какая гора с его плеч свалилась, и ему сразу полегчает.
– И куда же ты собралась? – спросила я, хотя, конечно, уже догадалась.
– В Кутаиси. Поезд сегодня вечером.
– А как же агентство? Ты что, никому не скажешь?
– Сейчас не советское время, чтобы увольняться по всем правилам этого искусства.
– А расчет? А деньги, в конце концов?
– Не все в жизни измеряется деньгами, – улыбнулась Ирма, и опять вокруг ее рта и глаз собралось множество мелких сухих морщинок.
Кто знает, может, Лешке Шаману, блестящему владельцу процветающей фирмы, как раз эти морщинки здорово мешали. Я поясню, если вы не поняли, что я имею в виду. Вот, например, моя приятельница Сашка, уже хорошо знакомая вам, до своего Виталика встречалась с молодым человеком, который всем был замечателен, кроме улыбки. Улыбался он почему-то исключительно правой стороной рта, а левая при этом оставалась почти неподвижной. Сашка называла его за это пиратом Билли Бонсом и очень стеснялась его нестандартной улыбки, которая в конце концов и решила все дело. Сашка вышла замуж за Виталика. Он улыбался обеими сторонами рта сразу, но по истечении определенного времени в нем выявилось такое количество недостатков и пороков, против которых нетрадиционная улыбка Билли Бонса сразу потеряла былое значение. И теперь Сашка здорово тоскует по своему пирату, тем более что ситуаций, когда людям приходится улыбаться, год от году почему-то становится все меньше и меньше. И потом… можно ведь и прикрывать рот рукой, когда улыбаешься…
Так и Ирма. Она была всем хороша, но улыбка здорово выдавала ее возраст. Шаман наверняка не раз представлял, как он придет с ней на какую-нибудь презентацию, где на лице все время надо держать патентованную улыбку, и тут-то как раз вся питерская крутизна, то есть бомонд, заметит, как немолода его возлюбленная. И кто знает, может, это даже принесет вред его бизнесу, а то и того хуже – убытки.
– Так ты придешь? – еще раз спросила меня Ирма.
Я тоскливо кивнула.
– Думаю, тебя не надо просить о том, что…
– Я никому не скажу, – отозвалась я. – Честное слово.
На вокзале я сразу увидела их. Они выделялись из снующих взад-вперед пассажиров, приподнятые над их суетой своей гордой и горячей красотой. Я сразу поняла, что возле Ирмы стоит Шота. При виде его я даже зажмурилась, как тогда, когда впервые увидела его жену. Он был красив не меньше, чем Ирма или Шаманаев. На нем был обычный цивильный костюм, но даже в нем он был живым олицетворением витязя в не раз уже упомянутой тигровой шкуре. Осанка, развернутые плечи, гордая посадка головы – все говорило о породе, о принадлежности к старинному роду. Лицо с чуть хищноватым носом и глазами черными, как ночь, было благородно.
Я поняла, что Шаманаев проиграл. Против этого высокогорного грузинского орла он выглядел всего лишь вороном с городской крыши или грачом, копошащимся в только что посыпанном свежей землей газоне. Видно было, что Шота Елошвили любил свою жену такой, какая она есть. Со всеми ее морщинками, с темными кругами под глазами, с изменой ему, с тоской по другому мужчине. Ирма говорила, что он ни разу не сказал ей ни слова любви. Сейчас я понимала, что ему и не надо было этого делать. Все то время, пока ее не было с ним рядом, он продолжал любить ее. И он еще докажет ей, что она зря соблазнилась грачом с газона. Она отойдет от воспоминаний и полюбит Шота. Его невозможно не полюбить.
Я подошла к чете Елошвили.
– Наденька! – бросилась ко мне Ирма, обняла, поцеловала и представила своего мужа: – Вот, познакомься, это Шота.
