Надя продолжала поддерживать со мной общение, мы с ней превратились в два голоса в телефонных разговорах. Она коротко передавала все, что происходило в прокуратуре. Иногда меня смешили наши с ней разговоры, я походила на иностранного агента, собирающего информацию, а она провокатор, сливающий ее. Удальцов проводил последние дни отпуска. На это время его обязанности взял на себя второй заместитель прокурора, лучший дружок Удальцова. Нагруженный двойной нагрузкой он с высокой частотой прибегал к Наде и просил ее связаться со мной.
– Представляешь, ему совести хватает выдернуть больного человека, чтобы помогать ему. Вместо того, чтобы осведомиться о твоем здоровье, как ты себя чувствуешь, не нужна ли помощь, он говорит такие гадости.
Я призадумалась. Действительно, я провела в прокуратуре достаточное время, на которое выпадало множество праздников, ни на один из которых меня не поздравили. Про день рождение забыли, на Новый год запамятовали, на восьмое марта поздравили только официальных сотрудниц, а меня и не удостоили даже самым паршивым цветочком. Неужели я была так занята тем, дабы доказать им свои способности, забыв, что являлась именинницей и просто девушкой, которую было принято поздравить в женский день? Не забывали просить меня о помощи.
Надя злилась на второго заместителя и срывала на нем гнев несправедливости, который для ее должности был неуместен в кругах людей с чинами и медалями на груди.
– Тут кое-какие слухи стали ходить за нашими спинами.
– Какие слухи?
– Что ты вовсе не болеешь!
– Как это? – я нахмурилась.
– Что ты ведьма! Вселилась в меня, и теперь из меня прут дерзость, острые шутки и подколы.
Большей глупости на белом свете я не встречала, чем необходимость защищаться в том месте, где люди ищут защиты. Поначалу мне пришлось защищаться от косых взглядов сотрудников и их насмешек, дескать, эка, интересненько, долго ли она протянет так? Привыкнув ко мне и ощутив мою силу, а главное, мою способность пошатнуть под засидевшимися сотрудниками ветхие стулья, как ехидные насмешки сменились опасливыми взглядами, – тут я снова встала в защитную позу. Потом я защищалась, чуть не потеряв жизнь, от похоти Удальцова. В понедельник я, стиснув зубы, буду отбивать нападки шутников, удивляясь самому занимательному в этой ситуации, что никто не постесняется попросить меня о помощи, подсунет самую мерзкую работенку. А все почему? Потому что я человек без фамилии, без рода, без ореола славы над головой. Я никто, но, может, чуть-чуть ведьма.
Прогуливаясь с Пьеро мимо прокуратуры, я распланировала себе дальнейшие действия. С понедельника начну помогать Наде: засяду наглухо в архиве. Затем начнется учебная практика – мне придется провести ее в прокуратуре, однако, к счастью, она продлится недолго, – две недели, – а там не за горами летняя июньская сессия. Июль и август я проведу отдыхая.
Пьеро шел рядом, ничего не зная о моих сомнениях, о терзаниях, бередивших душу. Он держал руки в карманах и иногда робко переплетал наши пальцы, чувствуя, что я погружаюсь в свой собственный мир, где ему пока нет места.
– Тебя что-то тревожит? – спросил он, когда мы задержались на несколько минут у крыльца прокуратуры.
– Разве?
– На этом месте ты притихла. У тебя проблемы на работе?
– Пье, мы договорились с тобой, что это не работа, а так, временная мера.
– Это связано с тем мужчиной? Он тебя обижает?
– Нет, конечно, нет.
Пьеро был другой человек, далекий от мира права, мира юридической терминологии, уголовных статей, составов преступлений и пределов уголовной ответственности. Он был единственным ребенком в семье, с самого рождения выбрал для себя музыку и наглядно доказывал правоту своего выбора. Может, все дело было в том, что нас, детей, в семье трое, и старшие братья выбрали то, чем каждый хотел заниматься? Костя мечтал о деньгах, карьере и сотнях поклонницах, Максим, как и Пьеро, жил музыкой. Тогда получалось, что родители решили выместить весь родительский потенциал на мне и заставить меня жить по их указке, выбрать то, что они посчитали нужным: пойти по стопам Кости, но при этом разительно от него отличаться дисциплиной, умом, старанием, прилежанием? Мне хотелось обсудить свои чувства с Пьеро, довериться ему. Ведь начинать отношения, впуская в них ложь, неправильно и омерзительно, но мне стало страшно, вдруг Пьеро неодобрительно покачает головой и примет сторону моих отца и матери. Напрочь раскритикует мое стремление к музыке, к которому я была не только Максом приучена, но и самой природой своей натуры, примется отговаривать от навязчивой идеи изменить себя и мир вокруг, а потом одним предложением убьет во мне всяческое желание продвигаться вперед.
Я посмотрела в его, обрамленные длинными черными ресницами глаза. Пьеро появился в моей жизни, как луч света, как горсточка надежды, вырвал из рутины и подарил счастье. Я не хотела обременять его проблемой собственного выбора, который так и не сумела произвести к двадцати трем годам. Я умолчала об Удальцове, умолчу и об этом. И как раз в этот момент Пьеро притянул меня к себе и пообещал, что все будет хорошо. И я поверила.
Позади нас раздался тоненький детский голосок, и я сразу же его узнала. Мальчик бежал ко мне навстречу, широко улыбаясь. Легкая курточка нараспашку, из-под которой виднелся школьный костюм. Пока он бежал, я боялась, что огромный портфель за его спиной перевесит мальчика, и он упадет.
– Привет! – Саша остановился, но так и не решился приобнять меня. Будь я одна, он сразу же бросился бы мне в объятия, но рядом с незнакомым парнем застеснялся и заробел.
Я познакомила его с Пьеро, с изумлением уставившегося на мальчика. Пьеро опустился на корточки и подал ему свою широкую мужскую ладонь.
– Пьеро? Тебя правда так зовут? – удивленно воскликнул Саша, протягивая маленькую ладошку и здороваясь по-мужски. От соприкосновения этих двух рук мое сердце сначала замерло и, чуть отдышавшись, пустилось колыхаться, будто я только что пережила сердечный приступ. Две пары глаз в оправах.
– Правда.
Меня поразило, каким чутким оказался Пьеро к ребенку. На долю секунды я ощутила себя лишней, но в добром смысле – мальчику было куда приятней проводить время со взрослым интересным парнем, чем с девчонкой, пусть и спасшей его от злых мальчуганов.
– Ты домой бежишь? – вмешалась я.
– Не-а, нас отпустили с последних двух уроков, училка заболела. Мы тут играем, – он повернулся и указал на других ребят. – А потом я заметил тебя.
– А бабушка тебя не потеряет?
– Не-а, по субботам она разрешает играть до вечера. У нас не обычные уроки сегодня, а так себе. Внеклассные занятия.
И как-то само собой получилось, что мы втроем отправились есть мороженое в кафе. Саша посередине, я и Пьеро по краям. Глядя на ребенка, я почувствовала себя сильнее, чем несколько минут назад. Словно открылось второе дыхание. Мальчик тянулся ко мне, а значит, я не настолько плохой человек, и точно не какая не ведьма, какой изображали меня в прокуратуре. По дороге до кафе мы весело болтали, шутили, смеялись, расспрашивали о школьных успехах Саши, вспоминали свои школьные подвиги. Больше всего забавных историй рассказывала я: как братья прогуливали школу, как им доставалось от учителей – особенно Косте, как Макс, задумавшись на уроке, принялся петь вслух, как я постоянно дралась с мальчишками, докучавших мне. Саша хохотал и тем самым возвращал меня в беззаботное детство.
Пьеро было трудно припомнить смешные случаи из его школьной
