– Ты, подруга, спрашиваешь, где искать свежих ленточников – крестничков нашего доктора? Давай-ка, врубай свой двойной мозг и становись на время ленточником. Причем будь самым главным ленточником. Представь, что у тебя в шее сидит червь. Только вот отбрось отвращение – заставь себя на минуту полюбить это маленькое беззащитное существо, которое стало с тобой одним целым…
Вера несильно, но хлестко отбила руку Жанны, которую та протянула, чтобы прикоснуться к затылку, как бы пытаясь легким прикосновением к шее следователя добавить убедительности своим словам. Реакция Веры вызвала внешне непринужденный смех Жанны:
– Ха-ха, подруга, да не собираюсь я тебя гипнотизировать сейчас… Ладно, продолжим… Итак, у тебя в шее самое дорогое существо, представитель господствующего над людьми вида, которому ты отдаешь всю себя. Твоя цель – обращение в ленточников всех людей Муоса. Достижение цели ограничивается только одним – опасностью разоблачения. Риск велик, но все же ты, руководитель клана ленточников, посылаешь в мир недолюдей, то есть наш мир, одного из хозяев, всадив его в шею хирурга, тогда совсем не выдающегося. Понятно, что у врача возможности незаметной пересадки самые большие, но он ведь находится среди других врачей, которые могут в любой момент заметить что-то неладное в пациентах. Если произойдет разоблачение – смерть хозяину, а в последующем и угроза существованию всего клана, еще совсем малочисленного. Как бы ты проинструктировала врача, кому рекомендовала имплантировать новорожденных червей?
– Самым влиятельным людям Республики: высшим инспекторам и военным, членам Парламента…
– Правильно, девочка, все правильно, за исключением парламентариев – они-то как раз мало чего решают. А вот зараженные инспектора и члены Штаба, узнай они о том, что республиканцам все-таки стало известно о появлении новых ленточников, с одной стороны, немедленно проинформировали бы руководство своего клана, а с другой стороны, всеми силами пытались бы затормозить любые активные меры, направленные против ленточников. Но это еще не все. Думай-ка дальше… ты – ленточник, ты, скорее всего, – единственный источник вживления червей; если с тобой что-нибудь случится – все пропало, повторно внедрить в Госпиталь нового ленточника будет очень сложно… Ну, шевели извилинами… Ты – одинокий ленточник, один среди чужих…
Жанна смаковала возможность продемонстрировать свое превосходство, и Вера не отказывала ей в этом удовольствии:
– Значит, мне нужно обратить в ленточника кого-то из медперсонала Госпиталя: он будет страховать меня на случай разоблачения и заменит меня, если со мной что-то случится…
– А ведь можешь, когда захочешь… Скажу тебе больше – этот кто-то был обращен одним из первых, если не самым первым… Ищи, следователь, соратника Вась-Вася среди врачей Госпиталя, которые были им прооперированы семь-восемь лет назад.
3– Все будет хорошо! Все будет хорошо! Все будет хорошо! Только бы дойти! Только бы дойти! – повторяла Даша, задыхаясь от бега. – Мы дойдем с тобой, мой хороший, дойдем, ты только подожди, подожди немножко… Все будет хорошо!..
Легкие были словно засыпаны металлической стружкой от непривычно частого дыхания. Боль в боку, будто разбухший шипованный шар, сковывала тело. Не привыкшие к бегу ноги становились ватными, и лишь усилием воли их удавалось переставлять. Сердце, казалось, выпрыгнет из груди. Даша почти теряла сознание, и весь организм, повинуясь человеческому инстинкту, требовал немедленно остановиться, отдышаться, отдохнуть. Но Даша не могла этого сделать – то, что она несла в себе и к чему обращалась в последних мольбах, было дороже всего. Червь еще семь лет назад полностью подчинил себе Дашу. Безмозглое существо, присосавшись к спинному мозгу девушки, умело только одно – посылать несложную комбинацию нервных импульсов в кору головного мозга, которые сплетением мозговых клеток расшифровывались примерно так: «Я здесь, у тебя в шее! Я – все для тебя! Ты должна заботиться обо мне и таких, как я! Наша жизнь и наше размножение – самое важное для тебя!». Червю было достаточно забросить эту фальшивую идею на вершину иерархии человеческих инстинктов, идей и желаний. И оседланный паразитом человек жертвовал всем, задействовал все свои физические и психические силы, весь свой интеллект на выполнение новой установки. Червь не причинял особого ущерба человеческому организму, в отличие от болезнетворных вирусов, бактерий или обычных глистов. Он подчинял волю, и это было куда страшней: от любой болезни был шанс исцелиться или хотя бы оставаться человеком оставшиеся до ухода в мир иной месяцы, дни или часы; обращенный же в ленточника переставал существовать как личность, становясь умным придатком неразумного червя.
Правда, зараженный червем человек не считал заражение рабством. Наоборот, субъективно он ощущал себя безмерно осчастливленным, согретым псевдолюбовью к своему «хозяину». Так и Даша, медицинская сестра хирургического отделения Госпиталя, делила свою жизнь на два периода. Ее воспоминания до рождения ребенка теперь были окрашены тоскливым сумраком одиночества. Детство на Немиге, школа, а по вечерам – занятия с отцом, бывшим американским рабом, всеми силами пытавшимся вытолкнуть дочь из беспросвета обыденной жизни и потому заставлявшим ее беспрерывно зубрить науку, чтобы быть лучшей в школе. Отец не дождался поступления дочери на курсы медсестер при Госпитале – умер за два месяца до того, как она ушла с голодной Немиги. Курсы, Госпиталь и Альберт. Какими глупыми и пошлыми теперь казались эти их встречи с Альбертом, фальшивым и ничего не значащим – то, что они называли любовью. Как смешно вспоминать их выдуманное счастье в тесной каморке, выделенной молодой семье специалистов. Потом девять месяцев тревожного ожидания чуда… Чудо произошло, но оно было связано не с рождением ребенка, а с тем, что подарил ей Вась-Вась. До этого своего руководителя Вась-Вася она немного побаивалась, он ей казался каким-то странным после этой истории с его похищением на Борисовском тракте, замкнутым и сосредоточенным в себе. Говорил он с ней кратко и только по работе, да при этом смотрел всегда куда-то мимо, как будто Даша была для него невидимкой. И только на девятом месяце ее беременности он неожиданно ласково обратился к ней:
– Как твоя беременность, Дашенька?
Даша немного опешила от такой учтивости доктора. Но потом, конечно, заговорила о своих тревогах; о том, что и где у нее болит. У рожавших подруг и акушера-гинеколога ее страхи вызывали улыбку; они заверяли, что все это ерунда,
