– Ты говоришь о Якубовиче, которого чистильщики назвали Валаамом?
– Ты и это знаешь! Ну так вот, надо было завладеть бомбой во что бы то ни стало. Можно было, конечно, попробовать самому, но это было опасно. Причем опасно не в плане моей гибели и неудачи операции, а именно из-за возможности разоблачения. Думая о захвате бомбы, я все время вспоминал тебя. Казалось: была бы со мной Стрелка – взяли бы лабораторию вдвоем. Но тогда это было несбыточной мечтой, и поэтому, думая дальше о тебе, вспомнил о так обидевших тебя в детстве чистильщиках. Ну а дальше – импровизация. Пошел к ним, обратился в чистильщика, – Зозон раздвинул волосы со своего лба, показав выжженный крест, – убедил их в своей богоизбранности и настроил на то, чтобы взять лабораторию. Все было сделано руками этих бедолаг. А когда бомба и Якубович перекочевали в главный стан чистильщиков, они мне уже стали не нужны. Да и для хозяев тела их оказались никудышными.
– Ну а головы ты им зачем отрезал?
– Так надо было – больше похожести на религиозный фанатизм. И все было бы хорошо: Республика тряслась бы от страха, ожидая взрыва с секунды на секунду, и мучилась бы в выборе: либо начать войну с чистильщиками и спровоцировать в любой момент уничтожение Муоса, либо ждать чуда, надеясь, что все обойдется само собой. В любом случае это был отличный отвлекающий и ослабляющий противника маневр – пока Республика принимала бы меры против мнимой опасности, мы за несколько лет тихо и бескровно завоевали бы Муос. Но тут появилась ты и сломала все наши планы. Вместо медленного бескровного переворота ты сама обрекла Муос на войну – войну долгую и кровавую.
– Войну ленточников с людьми? Если не ошибаюсь, такая война уже была, и победили в ней не ленточники!
– Ты путаешь ленточников с цестодами – это совсем другое! Хозяева сделали огромный эволюционный скачок. Теперь они влияют на интеллект своих носителей. Более того, цестод намного сосредоточеннее дикого, у которого нужная мысль всегда теряется в роящемся мушатнике бестолковых мыслей. Мы не только умнее ленточников, мы умнее диких. Да, нас пока что немного, но мы едины! А твоя Республика – это трухлявое полено, разваливающееся на куски отдельных поселений, каждое из которых в свою очередь рассыпается на отдельные гнилые опилки до предела эгоистичных личностей. Ты сравниваешь тех, кто живет в Муосе сейчас, с теми, кто едва победил ленточников в Большом Гараже? Это разные породы людей. Великий Бой, в котором погиб и мой отец, случился в то время, когда дикие на короткий миг объединились. Случись он немного позже или раньше – Муос сейчас принадлежал бы ленточникам или цестодам – их преемникам. А случись Великий Бой сейчас, кто бы пришел в Большой Гараж? Спецназ, сотня армейцев и ополчение, которое побежало бы еще до начала боя. Поселения ненавидят Республику, и есть за что: вспомни, как мы с тобой покоряли новые поселения и наводили порядок в уже завоеванных! Единственным клейстером, пока что удерживающим Республику от краха, являются спецназ, армия и вы, следователи. При этом ты не могла не заметить, как надрываются Силы Безопасности в войне с диггерами, конца которой даже не видно. И как ты думаешь, долго они смогут вести войну на два фронта, когда вторым фронтом станем мы? А как только Республика начнет слабеть, сразу появится и третий фронт, вернее, много новых фронтов – восстанут поселения, еще недавно раболепно присягавшие на верность Республике. Несмотря на то, что ты так ловко раскрыла нас, мы уже многое успели – цестоды сейчас есть в Инспекторате, Штабе, Университете, лабораториях, на геотермальной станции, среди администраторов поселений и во многих других ключевых местах. Они ждут команды, чтобы начать действовать по плану, который сделает управление Республикой невозможным. И тогда начнется большой хаос, война всех со всеми, победителем в которой окажется тот клан, члены которого будут отличаться единством цели и воли – и это именно мы. Если я в чем-то не прав, поправь…
Вере нечего было ответить Зозону. Насчет состояния дел в Республике он выразил своими словами те мысли, которые были в Вериной голове. Вместо ответа Вера задала вопрос:
– А зачем ты ведешь со мной этот разговор, Зозон? Зачем тебе меня в чем-то убеждать?
Но Соломон-Зозон предпочел уйти от ответа:
– А ты пока что отдыхай, отсыпайся.
Не успел Зозон договорить, как за дверью завозились. Вера уже догадывалась, что это строитель убирает слой клейстера с двери, чтобы выпустить Зозона. Непонятно было, как они, Зозон и строитель, сообщались, откуда тот знал, когда надо действовать и что именно делать. Зозон приостановился у выхода, пропуская Дашу. Медсестра зло сверкнула глазами на Веру, после чего швырнула на стол корзину с едой, а в угол – ведро для туалета, после чего, не скрывая своей брезгливости к обитательнице камеры, быстро вышла в коридор. Зозон, наблюдая эту сцену, деланно улыбнулся и пожал плечами, после чего тоже вышел. Строитель снова зашуршал, замуровывая Веру в камере.
6После серии проигнорированных Верой формальных вопросов Зозона о том, как ей отдыхалось и нет ли у нее каких-либо желаний, Зозон вывел Веру из камеры. Пока они шли по коридору, стены, пол и потолок которого были покрыты все той же стеклянистой массой, она, не поворачивая головы, осматривала все, что находится вокруг, и заносила новую информацию в свою безразмерную память. Впрочем, исходных данных было не так уж много, и каким образом эта информация могла ей помочь выполнить задание и тем более выбраться отсюда – пока было совсем не понятно. Единственное обстоятельство, дававшее хоть какую-то надежду, – это поведение Зозона, очевидно, олицетворявшего планы Высших цестодов по отношению к ней. И эти планы не были связаны с ее умерщвлением или немедленной пересадкой хозяина, так как они уже давно могли это сделать. Почему вместо этого Зозон ходит к ней философствовать о скором крахе Республики и процветании Цестодиума, было неясно.
Они вошли в большой зал, освещаемый факелами. Здесь также поработали строители, потому что на полу, стенах и потолке не было видно ни одного фрагмента бетонной стяжки или кирпичной кладки – только полупрозрачная стеклянистая масса, придающая помещению почти сферическую форму и делающая его визуально намного более просторным. Свет от пламени факелов отсвечивал неоном на неровностях стеклянного покрытия, придавая всему интерьеру зловещий шарм потустороннего мира. Девять гигантских стеклянных кресел установлены полукругом вокруг большого стола. Вера невольно содрогнулась,
