– Примерно так я это себе и представляла… Второй момент, о котором ты умолчала – это передатчик и связь с Москвой. Весь Муос уверен, что передатчик вырубился вскоре после Великого Боя. Что же мы узнаем на самом деле: до сих пор осуществляются сеансы связи.
– Ложь о прекращении радиосвязи была распространена задолго до меня. Это Главный администратор посчитал, что нечего отвлекать народ от насущного труда бесполезной информацией о чем-то далеком. Но потом, став негласным главой государства, я подумала – а почему бы и нет… и по моему указанию радиоконтакт был восстановлен. Что ж тут плохого?
– Восьмой следователь, изучив стенограммы передач, выяснил, что Москва нашла утерянный вертолет, на котором когда-то прилетел в Муос Присланный и ремонтом которого он сейчас активно занимается, чтобы прилететь в Минск, в ответ на твою системную дезинформацию о наших делах и намерениях. Прочитав твои сообщения, я чуть не разрыдалась и уверена, что если москвичи до сих пор не прилетели, то это связано только с технической невозможностью сделать это. Так зачем тебе так нужен был этот прилет?
– Неужели ты и в этом видишь что-то предосудительное?
– Конечно. Во-первых, прилетев, они сразу бы поняли, что дела здесь обстоят не так, как сообщалось им посредством радиосвязи. Во-вторых, один из членов Черной Пятерки перед смертью успел мне поведать, что где-то в Улье построен примитивный макет вертолета по рисункам погибшего Командора и что они регулярно отрабатывали захват этого вертолета…
– У меня была мысль закодировать каждого из Черной Пятерки, чтобы в случае чего они поступили с собой так же, как Начсот и Советник, да все как-то руки не доходили. Как результат, кто-то обязательно проболтается… Москва – это целина, непаханое поле для психологической службы, далекая перспектива. Захватив вертолет, мы бы закодировали экипаж, и они стали бы нашими людьми. Пара рейсов – и несколько инспекторов-психологов, возможно, даже я сама, оказались бы в Москве. Вербуя агентов-психологов по всем заселенным станциям московской подземки, мы в конце концов осуществили бы там маленькую бескровную революцию, и выходцы из Муоса правили б там. Если бы здесь дела стали совсем плохими, можно было бы эвакуироваться туда. Как тебе проект?
– Проект – ничего. Только тут еще одно обстоятельство, о котором ты умолчала, всплывает. Тот атомный заряд, который я в Цестодиуме обезвредила, ты ж его для Москвы готовила и, значит, с помощью вертолета туда переправить собиралась. Совершенно у меня в голове не укладывается – зачем?
– Сразу поправлю тебя – заряд готовила не я, а Главный администратор. Ему он нужен был как эдакое воплощение силы, которой владел бы только он. Я, если честно, боялась этого заряда – он же мог весь Муос погубить, что едва не случилось. Когда Главный администратор ушел в иной мир, я думала поначалу работы по созданию ручного привода прекратить и от заряда избавиться. Но заряд – не камешек, просто так его не выбросишь, вот я и решила использовать его подальше от наших территорий, в Москве. Поэтому работы были доведены до конца, а потом случилось то, что случилось…
– Так что ты собиралась сделать с зарядом в Москве?
– Ну-у-у… Это был бы такой гарант безопасности нашей экспансии. Если бы москвичи нас раскусили, можно было бы их первое время пошантажировать, а если бы они не послушались… Атомный взрыв в центре московской подземки, конечно же, не уничтожил бы московское метро – все же их мир побольше нашего, – но уж точно отбил бы желание сотворить акт возмездия за неудавшуюся экспансию на ближайшие полсотни лет.
– Раз мы заговорили про заряд, Жанна, не могу не вспомнить о чистильщиках. Ты же помнишь, что у меня с ними свои счеты? И вот, побывав среди этих деградантов, я не могу никак понять: почему же они до сих пор существуют? Почему Республика их до сих пор не уничтожила? Ведь это не диггеры и не ленточники – несколько операций спецназа во главе со следователями, и про чистильщиков забыли бы навсегда. Но они ведь все это время жили, ползали на задворках Республики, обращали, убивали, а потом чуть весь Муос не погубили. Когда перед моим уходом к чистильщикам ты инструктировала меня об их внутриклановых порядках, именах и связях, я задалась вопросом: откуда у Инспектората столько информации об этих нелюдях? И почему эта информация касалась всего, что было до гибели Мелхиседека? У любого прознавшего про твою контору и методы ее работы напрашивается одно-единственное рациональное объяснение всему этому – среди чистильщиков у вас был свой агент-психолог, и это не кто иной, как Мелхиседек. Но если Мелхиседек – основатель клана чистильщиков, то когда же он стал агентом-психологом: до создания клана или уже став чистильщиком? Ответь мне, Жанна…
– Вот тебе только осталось обвинить меня в том, что я чистильщиков послала к тебе в поселение, чтобы вырезать твою семью! Быть может, ты не заметила, что я ненамного старше тебя и инспектором-психологом стала значительно позже тех событий? Но в общем твои предположения верны. Я не особенно интересовалась историей клана чистильщиков, знаю ее только по дошедшим до меня скупым отчетам самых первых инспекторов-психологов новой Республики. Все знают, что в Великом Бою погибло большинство землян, ни для кого не секрет, сколько после этого осталось инвалидов. Единственное, что никогда не афишировалось, – сколько солдат и ополченцев стали психическими калеками. Причем, как правило, это были самые лучшие воины, психика которых не выдержала череды смертей, а ведь им приходилось убивать не только ленточников-мужчин, но и женщин и детей. Их разум, эмоции, рефлексы на несколько суток целиком перестроились для нужд убийцы, а вернуться в прежнее состояние не смогли. Вернувшись в свои поселения, такие воины стали серьезной проблемой для мирных жителей, в каждом из которых они хотели видеть подлежащего уничтожению ленточника. Свихнувшихся участников Великого Боя как-то удалось собрать из их поселений, но вот
