Один из зараженных, самый низкорослый, приподнялся и, опершись руками на стекло, посмотрел на Веру единственным глазом, который был неестественно деформирован опухолью. В этой груде опухолей и наростов трудно было узнать человека, но, скорее всего, это и был «образец К-12/2, женщина 10 лет». Подтянув грязную тряпку, бывшую когда-то майкой, лопнувшей на разрастающемся теле зараженного, девочка неуклюжими движениями своих опухших рук развернула ее перед Верой. Может быть, этой девочкой или ее старшими товарищами по несчастью, а может быть, кем-то из одиннадцатой, десятой или более ранней партии «образцов» на майке кровью была выведена надпись: «Пожалуйста, убейте нас!»
– Профессора ко мне! – крикнула Вера, и уже в следующую секунду Саха притащил за шиворот Анну – ту женщину, которая когда-то возглавила экспедицию в Ботаники.
Профессор-биолог Анна не узнала Веру, да и саму ее трудно было узнать – от былой властности не осталось и следа; она с преданной угодливостью заискивающе смотрела на асмейца с капитанскими погонами.
Вера строго спросила:
– Майор хочет знать: почему вы до сих пор не выполнили задание?
– Капитан, мои люди работают не покладая рук. Мы уже почти у цели. Вот посмотрите, пожалуйста, на образец К-12/2. У него на протяжении последних двух недель отмечается стабильное состояние и даже некоторый спад активности мицеона. По моим наблюдениям, препарат действует наиболее эффективно на детей, поэтому я бы просила увеличить нам поставку образцов именно из числа детей. В скором времени мы получим окончательный вариант вакцины.
– И потом… – Вера нарочно смягчила голос, как бы желая, чтобы профессор сама озвучила их «общую мечту».
– И потом через системы вентиляции мы сможем в любой момент осуществить заражение Муоса спорами мицеона. Выживут только те, кто прошел вакцинацию, или те, кто будет вовремя ей подвергнут на начальной стадии заражения. Партизаны и восточенцы, диггеры и независимые поселения приползут к нам на коленях просить вакцину. И только мы будем решать, кому из них дозволено жить, а кому – нет. А ведь потом можно будет выработать облегченный вариант вакцины, которая будет не убивать грибницу в теле человека, а только купировать ее развитие. Такой препарат будет продаваться или выдаваться за заслуги лишь тем, кто живет вне Улья. Зараженные будут оставаться зависимыми от нас на всю жизнь: никаких неповиновений, восстаний и революций, никаких войн. Наконец-то в Муос придет покой, а с ним и процветание. Муос станет полностью нашим!
– И не только Муос? – осторожно спросила Вера.
– О, вы и об этом осведомлены, капитан? Конечно, мицеон – это ключ к Москве, да и к другим оставшимся поселениям. Нам даже не надо захватывать этот их вертолет, как изначально планировалось. Достаточно незаметно заразить членов их дружественной экспедиции и отправить их с зараженными подарками обратно в Москву. А потом сидеть и слушать рацию, ожидая, когда же они сообщат о разрастающейся эпидемии среди их поселений. Их болезнь и наша вакцина сделают их нашими рабами. Вы чувствуете, какие перспективы открывают наши разработки?
Профессор, пока расписывала перспективы «прекрасного» будущего, сильно преобразилась и стала снова похожа на ту напыщенную руководительницу экспедиции в зараженное поселение Ботаники. Теперь Вера понимала, что в обреченном поселении ученую не интересовало выживание людей, ее интересовал мицеон, который она намеревалась сделать оружием.
– Сколько лет той девочке, доктор? Я имею в виду образец К-12/2.
– Тому образцу? – удивленно переспросила профессор. – Девять или десять, если нужно точнее узнать, я посмотрю по журналу.
– А у нее есть какие-то шансы выжить?
– Нет, у нее, к сожалению, таких шансов нет. Несмотря на то, что мы приостановили развитие мицеона, ее организм уже необратимо разрушен. Но если вы нам поставите побольше детей для новых закладок, то вскоре мы поймем, благодаря чему в детских организмах вакцина становится более эффективной. Тогда к шестнадцатой или семнадцатой закладке мы получим готовую вакцину. Причем чем младше дети – тем лучше. Сейчас же, капитан, нет проблемы найти детей: ведь карательные экспедиции АСМ плодят все больше малолетних беспризорников из числа партизан и восточенцев, которые только усугубляют проблему.
Профессор даже подмигнула Вере, радуясь удачно подобранной формулировке для своего намека. Вере уже трудно было скрывать свое отвращение к доктору-людоеду.
– У вас есть опий, доктор?
– Опий? Конечно, есть.
– Пожалуйста, усыпите этих зараженных прямо сейчас. Дайте им запредельную дозу опия, чтобы они уснули навсегда.
– Не понимаю вас, капитан…
– Так надо, профессор.
– Нет, образцы подлежали утилизации уже завтра-послезавтра, поэтому для меня не составит проблемы ускорить утилизацию. Но я не совсем понимаю смысл вашего требования…
– Не надо понимания, делайте, что я говорю. Так всем будет лучше.
Пока лаборант в скафандре через герметичный шлюз вошел в бокс и делал инъекции коричневой жидкости, Вера спокойно поинтересовалась:
– А что у вас предусмотрено на случай утечки источников заражения? Нам бы не хотелось, чтобы до создания вакцины споры разлетелись по Улью.
– О, не переживайте, капитан. Видите эти четыре резервуара в верхних углах лаборатории? Под высоким давлением туда закачан очищенный спирт. Внутри лаборатории и снаружи ее имеются аварийные рычаги. Стоит нажать такой рычаг, и метровой толщины гермодверь в это помещение будет надежно заперта, а через секунду все пространство заполнится распыленным спиртом. Потом лаборатория на несколько секунд превратится в пылающий ад, в котором не выживет ни одна спора и ни одна бактерия. За исключением содержимого этого огнестойкого шкафа, в котором мы храним самые важные записи и самые важные образцы.
– Откройте этот шкаф, я хочу посмотреть.
Профессор удивленно смотрела на Веру. Видимо, она начала что-то подозревать.
– Капитан, вы высказываете какие-то странные требования. Что вы хотите увидеть в этом шкафу: тома формул и полсотни пробирок с образцами?
– Откройте, профессор, я хочу увидеть все своими глазами. Знаете, время такое, что никому нельзя доверять.
Профессор нехотя нажала несколько металлических кнопок на
