Мне вдруг примерещилось, что этот клоун и вправду сидит на лошади и лупит ее по заднице колотушкой. Я видела лошадь, и все тут!
А он продолжал бормотать и раскачиваться из стороны в сторону. Я осознала, что стараюсь повторять его движения. Казалось, вот-вот у меня поедет крыша, а может, уже поехала. Да, этот шаман не чета предыдущим.
Состояние у меня было такое, будто как следует обкурилась. Во рту сухо, а кругом душно и жарко. Уже ночь — и все еще жуть как жарко. И вообще, все выглядит как-то странно. Огни этого самого Эльма разгорелись удивительно ярко. С чего бы это?
Я стала осматриваться и наконец поняла, в чем дело. Ведь еще не кончились белые ночи, а небо сейчас надо мной было, как сажа. Наползли тяжелые тучи, и на горизонте поблескивали зарницы.
А шаман вдруг свалился с лошади и забился в конвульсиях. Его руки и ноги завязались узлами, и он стал похож на корневище старой коряги. И уже не пел, а хрипел.
Прибежали его ассистенты и силком расплели конечности хозяина. Он тут же, как ни в чем не бывало, уселся, скрестил ноги и запел. Теперь он вербовал духов-помощников, сперва духов-зверей. Ползал по земле, бегал на четвереньках, шипел, мычал, хрюкал, и я попеременно видела то здоровущую змею, то кабана, то лося.
Потом он опять уселся, как человек, и начал созывать совсем уж нелепых монстров:
Равные мои, сюда, сюда! Приятели мои, веселей, веселей! Ты, с иссохшими пальцами, Как черви мясные скрученными, — Ты, со щекою выгнутою, — Ты, с глазами выпученными, — Ты, у которого ржавый лоб, Взоры молниеносные! Равные мои, сюда, сюда!Меня стало мутить, того и гляди стошнит — и вдруг наступило облегчение. Налетел тихий ветерок, потянуло прохладой, и начал моросить мелкий дождь. Я быстро приходила в себя, дурь из головы выветрилась.
Огни святого Эльма гасли один за другим, и осветители включили софиты.
А шаман пришел в такой раж, что ему было на все наплевать. Он уже добрался до верхних миров и теперь морочил голову духам-хозяевам железа. При этом неуклюже льстил и беззастенчиво врал:
Ты, хозяин бескрайней железной тайги И болот с осокой железною! Уведи твоих могучих быков В страну духов Севера! Там моя необъятная вдаль земля — Отдаю им ее в имение. Там пасутся моих кобылиц стада — Пусть берут их себе во владение.Меня опять начал разбирать смех — теперь он танкам еще и кобылиц подсовывает.
Дождь перестал, а ветер усилился. Зарницы приблизились, занимали уже полнеба, и гром ворчал без передышки. С севера шла большая гроза, и зрители начали разбегаться..
Шаману же — все по фигу. Он все дурил и дурил духов, обещая танкам пастбища и охотничьи угодья. А я-то хорошо знала, что там, куда он их завлекает, нет ничего, кроме песка и сосен. Вот тогда и подумала — что же ты, сука, врешь так нахально? Духам нельзя лгать безнаказанно!
Уже совсем близко от нас, вроде бы в хвосте колонны, шарахнула молния. По ушам грохнуло полновесно. Ветер шквальнул изо всей силы, и молнии пошли одна за другой.
Я испугалась и спряталась в танк. Устроилась в кресле водителя и стала глядеть наружу сквозь смотровую щель. Зрителей ни одного не осталось. Шаман, похоже, вступил в последнюю схватку с духами — он корячился на кнопке в конвульсиях, пускал изо рта пену и выкрикивал какие-то междометия, надо думать, на родном языке.
И тут меня даже через щель ослепило и, словно доской по башке, бабахнул такой грохот, какого я отродясь не слышала.
Я от этого отрубилась. На какое время, не знаю — может, на минуту, а может, и на пару часов. Когда очнулась, было тихо, темно и холодно. Я съежилась в кресле и проспала до рассвета.
Разбудили меня голоса птиц и солдатиков. Я вылезла из танка и осмотрела поле битвы. Выглядело оно неуютно — мокро, холодно, везде обломки деревьев и всякий летучий хлам, принесенный ураганом. Молнии сильно побили танки. Оказалось, у них самая уязвимая часть тела — пушка, и теперь у многих танков и самоходок вместо пушек были укороченные оплавленные культяпки.
Полковник велел солдатикам обсушить меня и согреть. Они поняли его буквально и посадили меня в палатке под калорифер с горячим воздухом. Потом налили чаю и даже не пожалели косяк — я постепенно приходила в себя.
Полковник мне устроил что-то вроде экскурсии. Показал самые разгепанные танки, а потом мы вернулись к началу колонны. Мой танк не пострадал — вся молния ушла в кнопку. Она была покорежена, а посередине зияла здоровенная дыра с оплавленными краями. Если бы я стояла там на земле, от меня бы остались рожки да ножки. Танк меня защитил.
Я все озиралась кругом — что-то здесь было не так. Наконец поняла, в чем дело: вчера от моего танка до кнопки было несколько метров, а сейчас с одного края гусеницы вдавили ее в переплавленный асфальт. Я прижалась ухом к броне — она тонко-тонко звенела. Танки пошли вперед.
Говорила же я, говорила: страшитесь разбудить спящее железо! Не послушались, разбудили. Ах вы, глупые генералы! Полковник-то, он просекал, что к чему, не ждал он добра от шаманов.
Наверное, я выглядела так, будто у меня чердак протекает, потому что полковник счел нужным пояснить:
— Да, они пошли. Медленнее, чем раньше… пока. Скорость мы еще не замерили, — и сделал такую рожу, будто хотел укусить кого-то. Я-то знала, кого.
— Хочешь посмотреть на шамана?
Я молча кивнула.
Тот лежал в пластиковом мешке в палатке санчасти, и я успела удивиться, что у них мешки для трупов были припасены заранее.
От молнии шаман весь испарился, а то, что осталось, обуглилось. Тощий скелет, обтянутый черной кожей — точь-в-точь фараон из египетской гробницы.
А полковник с интересом наблюдал мою реакцию — он человек хоть и занятой, но любознательный. Работа такая.
— Натуральная мумия, — говорю, — для Эрмитажа сгодится.
