Обдумав все, что вспомнил, решил, что говорить о своих знаниях из будущего не то что не стоит, натурально опасно. Да и просто глупо. Мальчишек отговорить идти в лес я не смогу, я для них никто, мелочь, что постоянно под ногами путается. Значит, придется увязаться с ними и предупредить уже на месте. Шанс есть. Значит, у меня неделя, чтобы прийти в себя и хоть немного потренироваться, набраться сил. Черт, тут еще женщины с девчонками из рыбацкой деревни… С ними как быть? Думай, голова, думай. Хм, сознание ясное, а вот с думалкой проблемы. Неужели из-за того, что я еще развиваюсь, мой мозг пятилетнего малыша просто не способен переваривать такие объемы информации, поэтому и тормозит? Похоже, что так. Ничего, с возрастом это пройдет, да и я развиваться буду, да еще как! Выхода другого все равно нет.
Повозившись немного, лег на бок и продолжил размышлять. С момента, как я избавился от симбионта, натурально как будто пелена с глаз спала. Наверное, такое ощущение счастья чувствует раб, когда у него снимают ошейник и говорят, что тот теперь свободен. Именно это чувство меня и переполняло. Последние годы я работал под каким-то едва уловимым давлением-контролем, смотрел на все сквозь призму, как будто не я проживал эту жизнь чиновника империи Антран, а кто-то другой. Иногда у меня были всплески неконтролируемой активности – видимо, я тогда чувствовал это давление и пытался вырваться, да куда там… Да и активность я проявлял как-то слабенько, быстро теряя азарт и задор, чего раньше никогда не было. То оргию устрою, а на следующий день уже разгоню всех, то затею гонки с полицией. В общем, мелочь, встряхнуться пытался, однако как-то не встряхивался. Чем больше я находился в ипостасях, учась их использовать, тем меньше я чувствовал себя живым. Как-то вот так.
Одно хорошо: все артефакты Древних, те самые, что я отобрал у корпорации, да и вещички из спецхранилища ИСБ я все же припрятал. Забрал со станции, прикупил древнее шахтерское судно и спрятал внутри астероида. Там была пустая порода, и никого он не заинтересует, поэтому в схроне я был уверен. Главное, добраться до него. Ведь там нейросеть Древних для диверсантов. Тогда я купил две штуки. Одну установил, совместив с симбионтом, а вторая осталась в запасе, и она должна быть в порядке. Древние нейросети Содружества ставить не стоит, фигня. Спущусь на склад, и когда буду заниматься трупами в лифтах, а вернее, сетями в их головах, то пущу на продажу. Штука одна из самых ценных сейчас. Кстати, нейросети Древних можно ставить уже сейчас, ребенку, а запускаются они в пятнадцать лет. Ждать не хочется, а придется. Запустить сеть Зтов как нейросети Содружества не получится. Там совсем другие принципы. Ну, ладно, буду пользоваться планшетом или коммуникатором для управления оборудованием Содружества, пока хватит. Жаль, так не смогу управлять оборудованием Зтов, только через нейросеть. У Зтов вручную только медкапсулами можно управлять да платформами, это прописано в установочных программах. Специально сделали, чтобы ими могли раненые или покалеченные пользоваться. Да и ручное управление было вполне на уровне.
Как заснул, сам не заметил, вот только строю планы на будущее, ощущая натуральный душевный подъем, и уже утро, петухи за окном орут, и едва слышно шумит бабушка на кухне. Хм, и Лидии нет, видимо, отправлена за утятами следить. Перевернувшись на другой бок, я спустил ноги и спрыгнул с кровати на пол. Кровать была на уровне моей груди, поэтому приходилось спрыгивать. На самом деле это была не кровать, а сундук, сверху лежали перина, подушка и одеяло. Вот у Лидии была как раз настоящая детская кроватка, но та уже вырастала из нее, так что вскоре эту кроватку займет Лиза, через год где-то.
Поправив длинную рубаху до колен, в которой спал, я прошлепал босыми ногами мимо кухни, поздоровавшись с бабушкой. Та только мою шевелюру взлохматила и спросила, как я себя чувствую.
– Хорошо. Можно мне с мальчишками побегать?
У Ворха было несколько приятелей одного с ним года, в той жизни я от них отдалился после болезни, да еще в ученики зурга пошел, а тут легенда неплохая, можно ею пользоваться. Вот только с мальцами играть мне, естественно, никак не хотелось.
– Вот еще! – возмутилась бабушка. – Только на ноги встал, как снова на улицу быстрее! Пока во дворе погуляешь, за птицей присмотришь.
– Угу, – вздохнул я и заспешил наружу.
Мать обнаружилась на заднем дворе, где был небольшой участок, она чистила овощи к обеду, а Лидия на улице пасла утят и общалась с соседскими девчонками. Сходив в туалет и сделав свои дела, я дошел до бадейки для полива, вымыл руки и сам умылся. Вытерся рукавом, ничего похожего на полотенце рядом не было.
– Ты смотри, как удары током действуют! – улыбнулась мама, не переставая чистить клубни, похожие на картофель. – Сам встал, сам умылся и даже руки помыл. Никогда такого не видела.
– Будем жить по-новому.
Оставив мать с открытым ртом и мысленно ругая себя – на автомате ответил, вернулся в дом, где получил свежую сдобную булку и полный стакан молока. До обеда часа три, хватит червяка заморить. Булку я не доел, а вот молоко все выпил.
После этого до самого обеда я был во дворе, честно не покидая территорию нашего приусадебного участка. Да и одежду мне не выдали, а сам я ее не нашел, так что бродил в своей длинной рубахе да еще босиком. Я забирался на ограду и перелезал ее, бегал, прыгал и веселился. Мама поначалу с тревогой поглядывала, но потом успокоилась. На самом деле я просто проверял свою физическую форму и, понимая, что она недостаточная, под видом обычных мальчишеских попрыгушек тренировался. Потаскал поленья в дом, сложив приличную кучку, к летней кухне натаскал дров.
Первые два дня меня действительно не выпускали, потом сельская лекарка осмотрела меня и разрешила гулять без ограничений, повязку только перед уходом сменила, смазав ожоги каким-то вонючим снадобьем, похожим по запаху на мазь Вишневского. С бывшими приятелями я избегал общаться, однако те настырные, пришлось сделать так, чтобы обиделись на меня. Победа в бою на кулачках осталась за мной, так что все, враги на всю жизнь, что мне и нужно было, вот теперь можно гулять без лишних глаз. Отец в прошлом году мне подарил небольшой нож,